Павел Ермаков - Все. что могли

Янцен непонимающе глядел на него. Тот наседал:

— Ты, болван, шо там за баба? — он тыкал пальцем в ящик рации.

— Вер ист больван? — Янцен натянул наушники, заулыбался. — Как этто… шпрехен… А, дивча, — показал, будто работает ключом.

— Ты по-нашему мало-мало балакаешь?

— О, я, я, — закивал Янцен, ткнул себя в грудь. — Их бин… воеваль Москау, Сталинград.

— Дали тоби пинка пид задницю.

Парни хохотали, дымили самосадом.

— Герр майор Зандиц майн командир батальон, — Янцен вертел головой, якобы не понимая, чему смеялись эти люди.

— Чого крутишься, нимець? Пид сраку схлопотал. Драпаешь до Берлину, до своего фюрера?

Янцен вскочил, закричал сердито, что фюрер есть великий человек, он копит силы, русские еще заплачут, когда он применит новое оружие.

События нарастали. Пружина сжималась, оставалось немного времени, когда она должна была разжаться и сработать в обратную сторону. Чувствовалось, она уже дрожала от напряжения, звенела.

Рация снова зашлась в морзянке. Янцен знал, это «господин Шнайдер» сообщал о времени прилета самолета с десантом, слал последние указания: десанту взорвать железную дорогу. Самолет прибудет через час после наступления темноты, за два часа до рассвета снова должен подняться в воздух. Богайцу в ночь начать и завершить операцию.

Янцен выписывал колонки цифр, а спину продирал холодок. Словно в разведпоиске перед последним броском. Как все сложится и кто выйдет из него целым и невредимым?

Стемнело, его и Портнова вместе с Будько послали принимать самолет. По тому, что Будько то и дело оглядывался назад, поняли, Богаец сзади, но почему-то таится. Осторожничает, все еще не верит в подлинность происходящего?

Хотя лес казался тихим, Янцен чутьем угадывал, как к намеченным рубежам по тропинкам стягивались люди. Со стороны границы донеслось глухое гудение моторов. Оно быстро нарастало, на поляне вспыхнули костры, из-за темных вершин деревьев выпорхнул самолет. Он заполнил вязким рокотом поляну, коротко прокатился и встал. В отблесках костров отчетливо виднелся крест на борту.

Будько подтолкнул Портнова и Янцена, сам, клацнув затвором автомата, стал сзади. Из открывшейся двери негромкий, но резкий голос спросил:

— Герр гауптман?

Портнов шагнул ближе, начав объяснять, что господин капитан занят, здесь его помощник. Можно выгружаться. Что-то недовольное прозвучало в ответ на ломаном русском. Тут к самолету кинулся Янцен, радостно воскликнул:

— Гутен абенд, обер-лейтенант. Их бин Янцен.

— Гутен абенд, — послышался ленивый ответ, и тот, кто был обер-лейтенантом, начал распоряжаться.

Из чрева самолета посыпались десантники в комбинезонах. Портнов побежал к кострам, крича, чтобы не заливали, а только растащили поленья и затушили их. Скоро, мол, вновь их зажигать. К самолету подогнали подводу, сгрузили два миномета, три пулемета, кучу автоматов, ящики с патронами. Янцен знал, все оружие немецкое, взятое в авиаполку. Оно подготовлено к бою так, что при первых же выстрелах поломаются бойки, заклинят затворы, мины останутся в стволах.

У авиаторов и в оперативном полку нашлись люди, владеющие немецким. С ними переговаривался Янцен, допытывался, не изменила ли ему радистка Луиза, пока он сидел в лесу. Обер-лейтенант захохотал, мол, Луизы хватит не только для него.

Янцена тронул за локоть Горошкин, и у парня отлегло от сердца. Все будет хорошо, если капитан здесь. Кажется, на всю жизнь вперед у него отложилось, что с Горошкиным не пропадешь.

Через пяток минут на поляне стихло. Самолет был укрыт маскировочной сетью — и в этом проявилась немецкая пунктуальность и предусмотрительность — при нем остался только экипаж и двое охранников. Старший десанта доложил Будько, что отправляется на железную дорогу, пусть господин Богаец слушает, как он поднимет ее в воздух.

Понятно, для Богайца заднего хода не было. Янцен так и сообщил в отряд в своей последней радиограмме, что курени Богайца и Затуляка, первый со стороны границы, второй от шоссе, изготовились к прыжку. Наверное, Богаец со злорадством ожидал, что он повторит июнь сорок первого, и через час городок содрогнется от грохота, потонет в огневом шквале.

Действительно, гауптман был уверен, сейчас от него не уйдут ни Ильин, ни его мадам, и они еще пожалеют, что судьба снова свела их. Командовать основными силами назначил Будько. Сам с резервом шел на расстоянии. Атакуют Будько и Затуляк. Он станет суд вершить.

В небе послышалось тарахтение: близко кружил легкий самолет. Неожиданно в вышине вспыхнула гирлянда осветительных ракет. Темень отступила, люди, изготовившиеся к атаке, шарахнулись с открытых мест под деревья, в кусты. По лесу разнесся усиленный радиоустановкой голос: «Говорит начальник пограничного отряда Ильин. Вы окружены. Предлагаю сложить оружие и сдаться. Те, кто не совершил преступлений против народа, будут освобождены».

Лес минуту молчал, там шла глухая возня. Вдруг раздались истошные вопли, загрохотал пулемет. Через мгновение стрельба разгорелась повсюду. Окруженные рванулись одни вперед, другие назад. Но там, где они скопились, заплескались разрывы мин, воздух прошили трассы пулеметных очередей.

Ильин собирался на службу. За окнами ярко светило солнце, золотые зайчики прыгали на подоконнике.

Маленький Андрюшка теперь постоянно вставал вместе с папой, перед уходом любил забираться на руки к нему, теребить начищенные, поблескивающие пуговки на гимнастерке, пряжку на портупее. Сегодня потянул с головы отца фуражку.

— Не рано ли примеряешь? — Ильин засмеялся, опустил сына на пол, надел на него фуражку.

Мальчик, как гриб-боровичок, засеменил по комнате. Фуражка сползла на нос, закрыла глаза, он споткнулся. Сидел на полу, размышляя, не похныкать ли.

Взяв с комода зеркальце, отец погнал по полу «зайчика».

— Лови, Андрюшка.

Парнишка вскочил, потопал за золотым кружком. Надя, ласково поглядывая на обоих, сказала с улыбкой:

— Кто из вас маленький-то, не пойму?

Не выдержала и сама кинулась помогать сыну ловить «зайчика». Отец задержал его, они упали на кружок вместе — мама и сын. Ильин подхватил обоих, прижал к себе с двух сторон.

Проходя мимо окон своей квартиры, помахал на прощание жене и сыну, прильнувшим к стеклу.

Пружинисто шагал через рощу, наполненную утренней возней и щебетом птиц, наблюдал, как золотые пики лучей пронзали толщу дубов и лип, следил за игрой синих теней, падающих от них.

Остановился возле дуба с тайником Гуменюка. Вспомнил, как неделю назад в тяжелой ночной схватке пограничники и воины оперативного полка сокрушили, не пожелавшие сдаться, курени Богайца и Затуляка. Были там и те, кто не хотел крови, пытался пойти на мировую, но им свои же стреляли в спину. Иные прятались в чаще, в прошлогодних копнах или просто лежали на земле, прикинувшись убитыми. Эти люди сдались, и сейчас уже отпущены по домам. Отпетые негодяи, уголовники, бывшие прислужники немцев на протяжении всей войны, дрались остервенело, до последнего патрона.