Павел Ермаков - Все. что могли

Под вечер поезд пришел на конечную станцию. Военный комендант принял Богайца с учтивостью и вниманием, на которое оказался способен. Да, он предупрежден о прибытии миссии, направленной господином Стронге. Да, генерал-полковнику Паулюсу доложено об этом. От него приезжали люди, но по независящим от них причинам не дождались, поскольку поезд опоздал на сутки.

— Сегодня войска фюрера перешли в последний и решительный штурм, — комендант привскочил со стула, выкинул руку, со значением потряс кулаком. — С минуты на минуту город будет в наших руках. Очень сожалею, что я сейчас не в рядах штурмующих. Сладостный миг победы!

Офицер прав, подумал Богаец. Одиннадцатого ноября — исторический день. Ему тоже, как этому коменданту, захотелось тотчас же оказаться в городе. Нет, не в рядах штурмующих, пусть воюют без него, а своими глазами увидеть, как покоряются и падают перед победителями крепости. Войти в город, который вот уже третий месяц первым упоминается во фронтовых сводках, гремит по радио, не сходит с газетных страниц.

— Послушайте, — комендант толкнул форточку.

Вместе с холодным воздухом в комнату ворвался грохот канонады, монотонный, перекатывающийся гул большого боя. Потемневшее небо озарялось багровыми бликами.

Офицер своей восторженностью, не подозревая того, невольно возбудил в Богайце неодолимое желание ехать туда как можно скорее. Его подгоняла мысль, что опоздай он, явись, когда все свершится, не будет того эффекта, на который рассчитывал господин Стронге. Потом не оберешься упреков, а он от господина Стронге еще очень зависим.

Богаец потребовал у коменданта транспорт для перевозки груза и офицера, хорошо знающего дорогу в город, для сопровождения. Тот пытался возражать, убеждал, что разумнее дождаться утра, днем ехать безопаснее. У Богайца шевельнулось благоразумие, но отступать он уже не мог.

Подогнали три грузовика с длинными, крытыми брезентом кузовами. Перегрузили из вагонов имущество. Обер-лейтенант разместил в них своих солдат, сам сел в кабину замыкающей машины. Подкатил бронированный вездеход с офицером и несколькими солдатами.

— Мой последний резерв, — сказал комендант. — Господин гауптман, садитесь в бронетранспортер.

Против своего желания, Богаец поехал в кабине первого грузовика, посадив рядом денщика.

— Держись поближе к нему, — сказал он шоферу, кивнув на вездеход.

Дорога оказалась накатанной, местами ее замело снегом. Мотор гудел ровно, в кабине было тепло. Чем ближе подъезжали к городу, тем отчетливее просматривалось стоявшее над ним зарево. Богаец усмехался, вспоминая, как комендант уговаривал его остаться на станции. Всячески лебезил, угодничал, надеясь, не расщедрится ли приезжий гауптман, не одарит ли и его зимней офицерской шинелью. Мысль прервалась внезапно.

Под бронетранспортером метнулась огромная оранжевая вспышка. Он встал на дыбы, как норовистая лошадь, и завалился в сторону. В тот же миг по ветровому стеклу грузовика пробежала строчка, выписанная автоматной очередью. Пули легли столь ровно, будто стрелявший положил их с точным расчетом. Богаец оторопел от удивления, не успел даже испугаться, это произошло в следующее мгновение. Краем глаза он увидел, как водитель откинул голову назад, потом упал лицом на руль. Богайца ударило в правое плечо. Грузовик вильнул вслед за бронетранспортером и врезался в него. Снизу из-под кабины вырвалось пламя.

Денщик рвал ручку двери, она не поддавалась. Навалившись на Богайца, он толкнул мертвого шофера. Солдат выпал из кабины, вслед за ним и Богаец.

Гремели взрывы. Рядом и поодаль стучали автоматы, вспышки рассекали тьму. В бешеную трескотню и посвист ветра врывался чей-то громкий голос, пугающий русскими матюгами.

Богаец перебежал на другую сторону от горевшего грузовика, выскочил из освещенной полосы, споткнулся и оборвался в воронку от снаряда. Оттолкнулся, выскочил из ямы, побежал дальше. Над ухом взвизгнула пуля, он упал в снег, полез в него головой, отчаянно перебирая ногами, почти теряя сознание от нестерпимой боли в плече и хватающего за душу страха.

— Отходи, ребята! За дорогу!

Весь день падал снег. Час назад подул сильный ветер. С одной стороны это на руку Горошкину, метель прикроет. С другой — он опасался растерять разведчиков.

— Зачем — отходи? Поедем на машине, геноссе лейтенант.

Из снежной завесы появился Янцен, порывистый, возбужденный схваткой. Он взмахивал немецким автоматом, мол, надо садиться на последний из трех грузовиков, встреченных разведчиками в ночной степи. Горошкину пришла в голову запоздалая мысль, что, пожалуй, он опрометчиво напал на эту колонну, как говорится, сунулся в воду, не узнав броду. В машинах везли какое-то имущество, в кузовах сидело по двое охранников. Окажись под тентами солдаты, воинское подразделение из подтягивающихся к фронту, пиши пропало. Расхлопали-разделали бы его группу под орех.

Но получилось неплохо, гут, как говорит Янцен. Один из разведчиков, сержант Фадеев, был еще и неплохим сапером. Среди разбитой военной техники подобрал нашу противотанковую мину и таскал ее на горбу. Пригодится, говорил. Горошкин настраивал разведчиков: нужен язык, толковый живой немец, желательно офицер. Где его лучше взять, как не на дороге? Вот Фадеев и пристроил мину на пути к городу, привязал к ней гранату с запалом. Удачно рванул ее под бронетранспортером. От силищи, на танк рассчитанной, вездеход метнуло вроде спичечной коробки. Уцелел в нем кто, нет ли, Горошкину узнать не удалось — бронетранспортер валялся вверх колесами. Заметил возле грузовика какие-то тени, но когда подбежал, обнаружил только мертвого солдата, сумку офицерскую подобрал. Из-за машин били автоматы рассеивающими очередями, и он скомандовал отходить.

— Там Фадеев офицера захватил, — Янцен снова показал на последний грузовик.

— Гони машину туда, — крикнул Горошкин и побежал к темневшему неподалеку плоскому кургану.

Вскоре подошли двое разведчиков, приволокли офицера. Хрустя снегом, подкатил грузовик.

— Где остальные? — Горошкин искал взглядом сержанта Фадеева.

Тот показался из-за бугра, согнувшись под тяжелой ношей.

— Радиста — наповал, — сказал хрипло. — Уходили уже, слева очередь достала.

Бойцы приняли, бережно опустили радиста на снег. Эх, так твою разэтак. Склонился Горошкин над радистом, расстегнул фуфайку, ощутил холодеющее тело.

— В кузов его, похороним, — сказал глухо. — Фадеев, побереги рацию.

— Рацию тоже вдребезги.

Час от часу не легче. Без связи хана.

— Этого с собой, глаз не спускать, — кивнул на немца. — Как оторвемся, допросим-покалякаем. Назад смотрите, погоню не провороньте. Вон свет полощется, похоже, новая колонна катит. Я в кабине, если что, сигнальте мне. Бой примем — не дадимся. Гранаты держать наготове. Не все покидали?