Богдан Сушинский - Река убиенных

«Стоп! — вдруг прервал штандартенфюрер поток своей армейской аналитики. — Канарис! Кальтенбруннер именно потому и требует собрать сведения об эффективности действий брандербуржцев, что до сих пор эта диверсионная элита подчинена абверу!»

Отправив назад в сейф шифровальный «словарик» второго кода «Циклопа» и саму радиограмму, Гредер несколько минут вышагивал по просторному кабинету, в котором еще недавно располагался партком какого-то молдавского винзавода, а потом вновь вернулся за письменный стол.

Кальтенбруннер мог бы, конечно, выражаться и чуточку яснее. Но и так было понятно, что его, Гредера, пытаются втянуть в схватку между Кальтенбруннером и Канарисом, вернее между рейхсфюрером СС Гиммлером и Канарисом, в которой и Кальтенбруннер — тоже всего лишь исполнитель воли вождя СС.

Гредер помнил, что к началу войны с Польшей под командованием Гиммлера находилась одна-единственная дивизия СС. Рейхсфюрера, замыслившего создать империю СС-элиты, это конечно же не устраивало. Теперь в системе СС действует уже несколько дивизий, отдельных охранных полков и батальонов. Но этого мало. Гиммлеру надоели бесконечные «гонки на опережение» с абвером, он давно считал эту военную разведку, в нынешнем ее командном составе и при нынешнем стиле подготовки разведчиков к работе за рубежом, — неэффективной.

— Господин штандартенфюрер СС, — появился в проеме двери адъютант. — Прибыли машины для перевозки имущества в Днестровск.

— Да, уже прибыли? Опять эта чертова перевозка! Из-за этих бесконечных переездов почти не остается времени для того, чтобы сосредоточиться.

— Просто русские отступают непростительно быстро, — сочувственно объяснил ему Курт.

— Вы так считаете, Шушнинг, «отступают непростительно быстро»? Так, может, пожалуемся на них Сталину? Что они себе, черт возьми, позволяют? Или же обратимся к фюреру, пусть прикажет нашим войскам не слишком налегать, чтобы мы поспевали за ними.

— Лучше — Сталину, в Кремле нас, по крайней мере, не осудят.

Гредер понимал, что адъютант то ли неумело подыгрывает, то ли откровенно издевается, но ему сейчас было не до воспитательных нотаций.

— Ладно, Шушнинг, готовьте мою машину, укладывайте личные вещи и обеспечивайте охрану.

Шушнинг уже хотел было скрыться за дверью, но Гредер остановил его.

— Кстати, вы не в курсе, где сейчас вернейший из ваших друзей, оберштурмфюрер Штубер?

— Знаю только, что он был переправлен на ту сторону Днестра, в тыл врага, на территорию укрепрайона.

Штубер никогда не был другом Шушнинга, мало того, Шушнинг откровенно недолюбливал этого «психолога войны» за его псевдоученое высокомерие и аристократические амбиции, однако он знал, что нет ничего более бессмысленного, чем пытаться опровергать утверждения штандартенфюрера.

— И хотите сказать, что он до сих пор не вернулся оттуда?

— Я слышал от румынского полковника, что все пространство между двумя линиями дотов этого укрепрайона напичкано войсками русских, там идут упорные бои…

— Штубера все это не касается. Этот проходимец вернется даже из преисподней. Причем здесь все это: доты, войска, русская контрразведка?

— Как только он появится, я доложу.

— Как только он появится, немедленно представьте его пред мои очи, ибо приказ вам известен.

Когда колонна тронулась в путь, солнце уже достигало зенита. Было жарко, сквозь невидимые щели в машину пробивалась пыль и, смешиваясь с потом, заставляла тучного штандартенфюрера проклинать и русскую жару, и русские дороги, и, естественно, «русскую войну». И лишь когда машина оказалась на небольшом перевале, с которого, где-то вдалеке, в створе между вершинами двух холмов, сверкнул своей голубизной речной залив, Гредер облегченно вздохнул и окинул взглядом окрестности. Там, внизу, дорога заползала в зелень садов и лениво петляла между изумрудной красоты склонами холмов. Чем-то неуловимым этот край напоминал Гредеру предгорья где-нибудь в Баварии или Австрии. И, казалось, ничто не способно помешать ему остановить машину, пройтись по перевалу, посидеть вон на той плоской шлемоподобной вершине холма…

Возможно, он так и поступил бы, если бы не все нарастающие раскаты артиллерийской канонады, доносившиеся откуда-то с юга, из тех мест, между Подольском и Ямполем, — Гредер даже успел запомнить названия этих городков, — где располагался укрепрайон. И похоже, что сейчас там разгоралась настоящая артиллерийская дуэль. Глядя на то, как сидевший впереди, рядом с водителем (Гредер всегда предпочитал «покоиться» на широком и более безопасном заднем сиденье), адъютант его зябко поеживается, штандартенфюрер подумал, что, наверное, он слегка поторопился со своим переездом. И хотя вряд ли русские способны сейчас на масштабный контрудар с форсированием такой большой реки, некая опасность оказаться либо под русскими бомбами и снарядами, либо под огнем русских диверсантов — все же существовала.

Воспользовавшись тем, что навстречу поднимались три санитарные машины какого-то румынского госпиталя, Гредер приказал водителю свернуть с дороги, чтобы пропустить их, и, пренебрегая опасностью, все-таки вышел из машины.

«А ведь о трагедии гигантского дирижабля “Гинденбурга” мне напомнил именно он, Штубер, — вдруг вернулся к призабытой истории штандартенфюрер. — Причем так и не объяснил, почему он вдруг завел об этом речь. Неужели его, Штубера, тоже пытаются привлечь к расследованию этой катастрофы? Хотя какое, к дьяволу, расследование?! Дело давно закрыто!»

Единственное, что Гредеру удалось установить уже после их разговора с бароном, так это то, что к осени 1938 года в группу по расследованию причин трагедии дирижабля был включен и отец Вилли Штубера, ныне уже генерал-майор, барон фон Штубер. Но это было под занавес, перед тем как в декабре того же 1938 года расследование было прекращено по личному указанию фюрера, которому надоело выслушивать бесконечные догадки, версии и подозрения. Однажды, выслушав очередной доклад по расследованию этой катастрофы, он грохнул кулаком по столу и заорал:

— Сейчас мне ясно только одно, что мы опозорились в глазах не только наших потенциальных противников, Соединенных Штатов, но и в глазах всего мира! Если уж мы оказались в состоянии создать такой гигантский воздушный корабль, то надо было позаботиться о его охране!

— Но ведь охраной занималась СД, а расследованием занимается гестапо, — возразил Геринг, пытаясь отвести от себя гнев фюрера. Кстати, за его безопасность отвечал лично штурмбаннфюрер СС, он же — сотрудник службы безопасности СС Арнольд Гредер.

И вот тогда Гитлер произнес так и оставшуюся для многих загадочную фразу, которая на долгое время заставила умолкнуть всех желающих списать катастрофу на нерасторопность Гредера.