Богдан Сушинский - Жестокое милосердие

— Иди, отдыхай, Анна, тебе это крайне необходимо. И есть у тебя на всю эту роскошь ровно два часа.

— Благодарю за великодушие, но, по-моему, в этом доме частенько ночуют партизаны или какие-то бандиты. Во всяком случае, там полно сена, все разграблено и затоптано. Кажется мне, что и хозяева отсюда не уезжали, а нашли вечный покой где-нибудь поблизости.

— Тебе не дают покоя их привидения? Можешь устроиться на одном из соседних холмов или в кабине.

— Почему не здесь?

— Потому что здесь ты будешь отвлекать часового, — едва заметно улыбнулся Андрей.

Как бы он ни старался урезонить эту девушку, каким бы несвоевременным ни казался ее флирт, все-таки она не могла не нравиться. Даже в этих мешковатых брюках, неуклюжих сапогах и тесноватой мальчишеской спортивной куртке.

— С чего ты взял, что я собираюсь его каким-то образом отвлекать?

— Я пекусь не о нравственности твоей, а о нашей общей безопасности.

— Жаль… — Беркут так и не понял, к чему относилось это ее «жаль», а посему промолчал. — А ведь если бы не было войны, если бы не боязнь того, что завтра сюда нагрянут немцы, я бы, наверное, никуда из этих мест не уезжала. Оставила бы с собой кого-то из вас двоих: тебя или Звездослава, но не ефрейтора, конечно, женила на себе…

— Если бы не война, хозяин этого хутора еще хорошо подумал бы, прежде чем пустить тебя, а вместе с тобой — и нас, на порог. Но есть один человек, который наверняка принял бы твое предложение и не захотел бы уйти отсюда, жаль только, что он остался в Украине. Кстати, тоже поляк.

— Это ты о ком? — недоверчиво уставилась на него Анна.

— О поручике Владиславе Мазовецком, бойце моего отряда. Это он страстно мечтал побывать в своей Польше. Я же попал сюда по воле злого рока. Если только сумеем добраться до тех мест, где мы базировались; если Владислав окажется жив, и если… — Запутавшись в этих почти безнадежных «если», Беркут в конце концов махнул рукой и начал спускаться с холма, но все же на ходу договорил: — Словом, если все это случится, то обязательно познакомлю тебя с ним! Все-таки родная кровь, возможно, вы даже земляки…

— Значит, все-таки возьмешь с собой! — подхватилась Анна.

— А куда тебя денешь? — пожал плечами Андрей. — Все равно ведь не отстанешь.

— Ну, ты сам посуди: куда мне теперь без вас? Ведь, кроме вас, у меня теперь вообще никого нет. Не только в Польше, но и во всей Европе — никого!

Нет, это уже был даже не сон, а настоящее возвращение в прошлое. Перенесенный во времени, Беркут снова оказался в доте, на склоне днестровской долины, и все, что он видел — изгиб реки, каньон, дот на вершине утеса, лодки с вражеским десантом, цепи немцев, — все это открывалось ему через прорезь амбразуры, все было вполне осязаемым и совершенно реальным.

Он явственно ощущал запах гари, слышал взрывы снарядов, которыми немцы прикрывали с того берега свой десант, прислушивался к голосам бойцов из соседнего отсека, и вновь видел рядом с собой Крамарчука, Газаряна, Абдуллаева, медсестру Марию…

Вот почему, услышав крик Корбача: «Лейтенант, немцы!», он, прежде чем окончательно проснуться, скомандовал: «Дот, к бою! Пушкари, к орудиям!», и только тогда увидел удивленно уставившихся на него Арзамасцева и Корбача. В соседней комнате возилась с одеждой Анна, которой постелили на единственной сохранившейся лежанке.

— Не понял… — растерянно проговорил Беркут, медленно поднимаясь и сходя с устроенного им на полуразрушенной печи сеновала. — Мне что — приснилось, будто кто-то крикнул?…

— Не приснилось, я кричал, потому что в долине действительно немцы, — зачастил Корбач. — Две машины и мотоцикл. Приближаются к хутору.

— Если немцы — это не страшно… Было бы сложнее, если бы вдруг нагрянули польские партизаны: в этих мундирах — хоть стреляй, хоть объясняйся с ними, результат один. Где пулемет?

— На холме.

— Убрать! Отходим к ельнику, поближе к машинам. Уехать мы уже не успеем.

— Заметят, — согласился Корбач, — а дорога плохая. И немцы уже рядом.

— Потому и говорю: к ельнику, пусть еще поблаженствуют.

Они залегли за гребнем едва заметной возвышенности, между холмом и ельником, выложив при этом весь свой арсенал: пулемет, автоматы, по две гранаты на каждого и запасные магазины.

— А ведь еще можно драпануть, — напомнил Арзамасцев, когда, оторвавшись от машин, мотоциклисты въехали во двор, чтобы осторожно осмотреть дом и полуразрушенные пристройки. — Без машин, по-тихому; лес — вот он, рядом.

Он лежал между Беркутом и Анной, — которая, на удивление, спокойно готовилась к бою, правда, гранаты как-то опасливо отодвинула от себя, — и Андрей видел, как, излагая план отступления, Кирилл мелко вздрагивал. Лейтенанту странно было видеть такое, но Арзамасцева действительно бил такой озноб, словно он раздетым лежал на снегу. А ведь день выдался по-июльски теплым.

— Уйти еще можно — в этом ты прав, — согласился Андрей, положив руку ему на плечо. — Бросить машины и уйти…

— Тогда почему не уходим? — раздраженно спросил Кирилл, выждав несколько минут. — Если можно, то чего ждем?

— Немцев, — спокойно ответила за Беркута Анна. — Пока остальные подъедут.

— Вот именно, — согласился лейтенант. — Дадим бой — и уйдем. Если, конечно, позволят обстоятельства.

«В общем-то, он прав, — подумал Беркут, наблюдая, как два мотоциклиста (третий с мотоцикла не сходил), обследовав чердак и кусты, принялись внимательно всматриваться в ведущую к дому дорожку. — У нас еще действительно была возможность "уйти по-тихому", и это было бы благоразумно. Видно, во мне все еще сидит комендант пограничного дота: "Без приказа не отступать!", "Дот не оставлять, пока не иссякнет боевой ресурс гарнизона!", "Сражаться до последней возможности!"».

— Ой, кажется, они заметили следы колес! — вдруг подала голос Анна. — Так и есть, пошли по следу. Остановились и пристально всматриваются в нашу сторону.

Она замолчала. Все четверо замерли в напряженном ожидании. Солнце слепило немцам глаза, особенно тому, в очках. Он заслонялся от лучей поднятым вверх автоматом и показывал рукой на лес. Беркут не мог слышать, что именно он говорит, но по тому, как его сослуживец спокойно пошел за холм звать остальных, понял: немцы решили, что машина и мотоцикл ушли в лес. Интерес фашистов к следам во дворе как раз тем и вызван был, что они искали исчезнувшие машину и мотоцикл.

— Ефрейтор, — вполголоса проговорил Андрей, — передай Корбачу: из пулемета огонь по кузовам. Пока немцы не успели сойти и расползтись. И пусть постарается повредить моторы обеих машин. Сам отсекай их от дома, а ты, Анна, — от высотки, у въезда во двор. Я буду на ней…

Прихватив две гранаты Ягодзинской, лейтенант осторожно подполз к небольшой ложбинке, пробежал по ней к подножию холма и залег там. Взобраться на вершину незамеченным он сумел бы только тогда, когда бы машины въехали во двор и все немцы оказались по ту сторону холма.