Богдан Сушинский - До последнего солдата

— У немцев этого добра — сколько хочешь, — огрызнулся Звонарь. — Не способен сам в бою «оприходовать», так выменяй за свои сержантские лычки. Что за армия такая? Плюнуть некуда — везде по сержанту.

Обувшись, Беркут наконец поднялся. С высоты его роста Звонарь казался щуплым подростком, на которого кто-то в шутку набросил изношенную, пропахшую всем букетом окопных благовоний шинель.

— Вы хороший солдат, рядовой Звонарь. Настоящий солдат, — сдержанно проговорил он, не зная, как следует по-настоящему благодарить этого бойца. Не выстраивать же ему сейчас гарнизон, собирая его по заставам и подземельям. — То, что вы сделали, это по-гвардейски. Как только соединимся со своими, представлю к медали «За отвагу». За исключительную храбрость и находчивость.

— Это уже дело ваше, командирское. Только вряд ли у них там найдется для меня хоть какая-то медалька, — тихо, взволнованно ответил Звонарь. — Награждать у нас есть кого. Это в окопах пихтуры не хватает, а под наградные всегда находятся. Особенно сержанты, — добавил уже исключительно для Мальчевского.

— Мало того, что шнапс сам выдудлил, так он еще и от медали отнекивается! — изумился младший сержант. — Хотя, конечно, зачем ему медаль?! Ему лишь бы втихомолку обжираться.

— Так что дозвольте отбыть на заставу, — в упор не слышал его Звонарь. — Я их, егерей нестреляных, еще немного понервирую.

— Вы опять хотите вернуться туда?! — удивленно уставился на него Беркут. — Не скрою, штык-другой в той пещерке нам бы не помешал. Но сегодня немцы наверняка подбросят подкрепление. И начнут загонять нас в подземелье.

— Ничего, один ход, тот, что поближе к вам выводит, оставлю про запас. Немцам открою только два. Воевать есть чем. Там остались пулемет, шмайссеры. Жратвы бы чуть-чуть выдали мне сухим пайком, и…

— Ему еще бы жратвы, тля музейная! — изобразил возмущение Мальчевский. — Провиант двух немецких батальонов сожрал втихомолку и все ему мало!…

— Ничего-ничего, старшина Бодров накормит, выдаст паек, — скороговоркой разрешил эту проблему капитан, считая, что не она сейчас важна. — Но вы уверены, что сможете еще продержаться? Твердо решили пойти на такой риск?

— Чего ж… Если прикажете.

— «Если прикажете…»! Приказать нетрудно. Поймите, для нас очень важно, чтобы кто-то остался там, у самых «ворот». Кто бы первым встречал немцев, отвлекая их на себя, сбивая с толку, и в то же время предупреждая нас. Тем более что местечко вы себе подыскали славное, из которого немцам вас не выковырять. Подыскать вам еще одного добровольца?

— Только не меня! — сразу же, отвел свою кандидатуру Мальчевский. — Чтобы я, да с таким жмотом…

Звонарь помолчал, переступил с ноги на ногу, громко вздохнул, словно ему приходилось решать какую-то очень трудную житейскую задачу.

— Не надо никаких добровольцев. Я один привык. Тесновато там вдвоем, — мрачно проворчал он. — Лучше уж одному.

— Воля ваша, рядовой Звонарь. Если вы так решили…Один — значит один. Мальчевский, к старшине его. Выдать пару банок консервов, сухарей, словом, что сможете…

— Остальное немцы шнапсом отпайкуют, — проворчал Мальчевский, все еще не в состоянии простить Звонарю его «алчности».

— Что, Звонарь? — спросил капитан, видя, что на пороге солдат замялся. — Есть еще какие-то просьбы? Или, может быть, передумали?

— Есть. В случае чего… узнайте в штабе адрес. Напишите моим… Об этом, ну… что, мол, хотели к медали представить. Или просто: воевал, как полагается. Храбро, значится. Но лучше сообщите, что чуть было не представили…

— Отыщу. Сообщу. И обязательно представлю. Желательно — живого.

— Да нет, ни к чему меня, в натуре, представлять не нужно. Только нервы себе портить. Таких, как я, вшу лагерную, к наградам не представляют.

— Вы что, были под судом?

— Боже упаси, — нервно улыбнулся Звонарь. — Это у меня поговорка такая. Дружок подарил. Ну, я пошел… «Отпайковываться шнапсом», — добавил он исключительно для Мальчевского, с которым явно не собирался сходиться характерами.

— Мальчевский, кто это там плавни расстреливает?! — спросил капитан, выбежав из штольни, где он только что закончил осматривать наспех оборудованный в довольно просторной, и в то же время как бы разделенной на три отсека выработке подземный лазарет.

— Сезон королевской охоты, — с убийственным спокойствием ответил младший сержант, устроившись на подстилке из сена, возле остывающей полевой кухни. — Немец вальдшнепы на поминки заготавливает.

— Что за балагурство? Берите двух бойцов — и быстро проверить, что там происходит. Наших в плавнях не должно быть. Значит, кто-то прорывается.

— Был бы приказ, отцы-настоятели, — неохотно расставался со своим лежбищем младший сержант. — Повелят — исполним. Вы двое, рысаки неаполитанские… — по очереди указал пальцем на артиллеристов из группы старшины Кобзача, которые, вернувшись с дальнего поста, доедали то, что повару удалось наскрести.

— Чего тебе? — проворчал один из них.

— Хватит овес переводить. Быстро за мной!

— Так ведь поесть же нужно.

— На ходу, как сам главврач армии рекомендует. Лучше усваивается. Да ты не за котелок, ты за автомат хватайся, нахлебник монастырский!

— Ох, и поганый же ты на язык, сержант, — сокрушенно покачал головой морщинистый, в летах солдат, на усах которого каши оставалось значительно больше, чем попадало в рот.

Видя, сколь неуклюже и неохотно тащится этот боец за Мальчевским, Беркут, недолго размышляя, сам бросился к склону плато, уже на окраине плавней обогнал обоих солдат, и, поравнявшись с младшим сержантом, сказал:

— По-моему, это палят у охотничьего домика.

— Похоже.

— Тогда давайте так: мы с этим парнем…

— Дзохов, — подсказал Мальчевский. — Великий воин Абхазии.

— Так вот, мы с ним возьмем левее домика, со стороны степи. А вы со своим «нахлебником» заходите со стороны реки. Только не очень петляйте.

— Как слоны, напролом пойдем.

— Судя по перестрелке, дело движется к развязке. Когда будем приближаться, побольше крика: «Вперед! В атаку!» и все такое прочее. Пусть думают, что нас много.

— Что-что, а кричать мы умеем, — согласился Мальчевский. — Полвермахта криком распугали.

Перебегая от одного островка камыша к другому, пробиваясь через заросли ивняка и еще какой-то болотной поросли, Беркут и Дзохов добрались до охваченной предвечерними сумерками рощицы и, уже прячась в ней, заметили несколько немцев, спускавшихся по поросшему карликовым лесом и усеянному камнями склону.

«Значит, те, кого они преследуют, — в домике, или возле него, — быстро уяснил для себя ситуацию капитан. — И отходили туда, отстреливаясь».

Беркут отстучал густой заливистой очередью по ближним к нему серо-зеленым фигурам, метнул гранату и, крикнув: «В атаку! За мной! Огонь!», снова прошелся очередью по жиденькой цепи. Его команды тотчас же подхватил Дзохов. Откуда-то из-за домика, вслед за своей порцией свинца, прокричали что-то воинственно-нечленораздельное Мальчевский и его спутник. И сразу же до капитана донесся крик кого-то из вражеских командиров: