Богдан Сушинский - Стоять в огне

Уходя из крепости, Беркут твердо решил, что появится там еще раз — ровно через три дня. Ему казалось, что игру со Штубером стоит продолжать. В конечном итоге, если не его самого, то хотя бы нескольких «рыцарей» можно было бы заманить в лес и здесь основательно допросить. Но теперь все срывается. Впрочем, уже и сейчас у него есть основания предупредить партизанские отряды о возможной засылке к ним «рыцарей». Именно на это намекал гауптштурмфюрер. Так что польза от распития коньяка в башне Штубера очевидна.

Вошел Мазовецкий. В землянке было душно, и Владислав помог командиру выйти на воздух. На поляне за лагерем они сразу же разделись до пояса — самое время позагорать.

— Странная тишина, — задумчиво произнес поляк, растирая свое крепкое мускулистое тело. — С некоторых пор я больше всего опасаюсь именно тишины. И вообще, может, война уже давно закончилась и мы зря сидим здесь?

— Если вот так, тихо, посидим еще неделю, немцы наверняка всполошатся: куда девались партизаны?

— Ага, — кивнул Мазовецкий, — так всполошатся, что бросят на розыски несколько полков под прикрытием самолетов. Но особенно встревожится наш друг Штубер.

— Меня сейчас больше интересует этот загадочный беглец Романцов. Одно из двух: либо это действительно пленный, но завербованный фашистами, либо профессиональный провокатор. В обоих случаях его следует ликвидировать.

— У Иванюка есть кое-какие связи, правда, не очень надежные, с лагерем военнопленных. Нужно использовать этот канал. Должны же там хоть что-нибудь знать о побеге и сбежавшем.

— Это ничего не даст. Если Романцов — провокатор, значит, настоящего Романцова среди живых уже нет. Так что в лучшем случае из лагеря могут подтвердить: да, бежал пленный под номером таким-то. Ну и что? Мы ведь не можем привести в лес, на очную ставку, целый барак.

— Почему так безнадежно? Давно предлагаю напасть на лагерь, перебить охрану и освободить пленных.

— Я уже говорил об этом с комиссаром «Чапаевца», ты же знаешь, он базируется севернее нашего лагеря. Люди из этого отряда тоже наладили связь с пленными и даже с кем-то из охранников. Однако никаких серьезных операций командование пока не планирует. Ждет, когда в лагере сформируется подпольная группа, которая поддержала бы партизан во время нападения. Иначе будет слишком много жертв и среди партизан, и среди пленных. Что же касается Романцова… Самое верное — устроить неподалеку от крепости засаду и захватить в плен одного из «рыцарей» Штубера. Если Романцов — их агент, пленный наверняка выдаст его.

— Осталось захватить этого самого «рыцаря», — вознес руки к небу Владислав. — Это так просто. В засаду идти сегодня?

— Я и не говорю, что просто. Но это реальный выход. Не будем спешить. Захватить кого-либо из «рыцарей» без открытого боя вряд ли удастся. Штубер наверняка учитывает возможность такого захвата и принял меры. Пошлем на разведку Клима Вознюка. Парень местный, окрестности знает. Пусть хотя бы денек понаблюдает за крепостью.

— А потом?

— Есть одна идея. Жаль, что погибла группа твоего земляка капитана Залевского.

— Патриотов великой Польши, о которых ты рассказывал?

— Нам бы сейчас очень пригодилось их подземелье, — объяснил Беркут, — и их связи.

— Не впервые жалею, что опоздал со знакомством с ними.

— Тогда я мог бы потерять лучшего из своих бойцов. Зов крови и обет землячества оказались бы сильнее.

— Как провидец ты уже ничем не рискуешь.

…А ведь тогда Громов так и не смог выяснить, почему группа Залевского провалилась. Просто однажды, придя к усадьбе капитана, он увидел, что дом взорван. Подземелье, как ему объяснили, тоже. А еще через несколько дней узнал, что капитан Залевский покончил с собой в камере гестапо, а Янек и Владислав повешены. До сих пор Беркут не терял надежды установить, кто именно предал группу, и отомстить за нее. Да, было время, когда он со своими бойцами неделями отсиживался у Залевских, пока фашисты прочесывали лес и томили солдат в засадах. Надежно укрывало их подземелье Залевских и в суровые зимние месяцы. Да что там… они и продержались так долго в тылу врага во многом благодаря существованию этой удивительно надежной базы.

«Странно: польская разведка позаботилась о создании таких баз, а наша почему-то нет, — подумал Андрей. — Насколько они облегчили бы участь подпольщиков и партизанского движения!»

Прошла неделя с тех пор, как Беркут побывал в крепости. Теперь Штубер уже понимал, что рассчитывать на дальнейшие контакты с ним не приходится. И если прежде потери своего отряда и посещение Беркута он мог оправдывать конечной целью — вербовкой командира партизанской группы, то сейчас вся эта затея уже казалась ему слишком наивной.

Сегодня он снова вызвал к себе водителя Йозефа Каммлера. Тот явился сразу же. Лихо отдал честь. Страх перед тем, что его может арестовать гестапо, уже прошел, и теперь Каммлер чувствовал себя чуть ли не героем. Как-никак, он сумел перехитрить партизан, вырваться из когтей самого Беркута и даже стрелял в него.

— Еще раз расскажите, как все это происходило. Только не торопитесь. Со всеми подробностями. И не привирая. Сами знаете, чего мне стоило вырвать вас из рук гестапо. А ведь там на вас смотрели как на изменника, выполнявшего все приказы бандитов ради сохранения собственной шкуры. Впрочем, так оно на самом деле и было. Ведь ради спасения?… — Штубер насмешливо взглянул на Каммлера. Ему приятно было видеть, как с лица солдата сползает маска самодовольства, а вместо нее появляется серая тень страха.

— Не совсем, господин гауптштурмфюрер. Там возникла такая ситуация, что…

— Я вызвал вас не затем, чтобы выслушивать оправдания. Они меня не интересуют. Еще раз обо всем этом происшествии… Я весь внимание.

Водитель снова со всеми подробностями рассказал, как он оказался в плену у Беркута и что происходило потом, вплоть до его возвращения в крепость.

— Вы действительно стреляли? — недоверчиво переспросил Штубер, как только солдат дошел до того момента, когда Беркут отпустил его.

— Могу поклясться на Библии, господин гауптштурмфюрер.

Штубер поморщился. Всякое упоминание о церкви или Святом Писании вызывало в нем какое-то необъяснимое раздражение. Он очень редко задумывался над тем, существует ли Бог на самом деле. Но и никогда не мог понять, что заставляет мужчину становиться на колени перед иконой. Поэтому любые клятвы «на Библии» воспринимал, как неумную шутку.

— И уверены, что попали в кого-либо?

— Не уверен. Я стрелял в бандита, который был в форме оберштурмфюрера… Думаю, что не промахнулся. Но он не упал. Почему-то… Не могу сказать точно. Я сразу умчался оттуда. Вы же понимаете: замешкайся я хоть на мгновение…