Глеб Булатов - Степь в крови

Хозяин номера был одет в просторные шелковые шаровары и сорочку, расстегнутую на груди. Мирослав Хмельский был по матери поляк, а по отцу украинец. Его семья происходила из Львова, где Мирослав окончил гимназию и откуда отправился в большое плавание русской революции. Мирослав знал Аваддона еще по студенческим кружкам Киева и один из немногих оставшихся в живых по-прежнему именовал своего старого закадычного приятеля Янеком.

– Захирел наш городишко, – Мирослав налил Аваддону кофе, – совсем облупился. Даже грустно как-то, жаль ушедшего.

– Но мы же сами этого добивались.

– И то верно. А может, и не совсем того…

– Теперь уже не переменишь, – Аваддон отпил горячего кофе и безразлично пожал плечами.

– А ты хитрец. Вот говоришь, что не переменишь, а сам семьи офицеров через границу переправляешь.

– Хорошим людям надо помогать.

– А Шклявского расстрелять?

– Ты хочешь поразить меня своей осведомленностью?

– Просто интересуюсь.

Аваддон промолчал, наслаждаясь горячим и терпким кофе.

– Нужно учиться быть счастливым. Это главнейшая наука в жизни. Нужно получать радость от всего, что у нас есть.

– Вот как! Наш старый друг неукротимый Аваддон стал минималистом? Чудно.

– Старею, – Аваддон тоскливо улыбнулся.

– Стареешь, а не глупеешь.

Наступила тишина. Аваддон допил кофе и поставил пустую чашку на столик. Мирослав сидел напротив, подперев голову рукой, и безучастно, не отрываясь, смотрел за спину Аваддону.

– Тобой недовольны. Ты слишком много берешь на себя, слишком подолгу пропадаешь, избегаешь рекомендаций ордена…

– Ты должен понять, в каких условиях я работаю, – Аваддон покраснел. – Идет Гражданская война, и я не могу переходить чертову уйму фронтов каждый раз, когда этим господам вздумается поучить меня уму-разуму!

– Я не хочу, чтобы ты оправдывался. Я хочу, чтобы ты принял к сведению. Тобой недовольны. Но тебя ценят, и справедливо ценят очень высоко. Тебе доверяют покуда.

– И на том спасибо.

– Это то, что я должен был тебе передать. Что до моего мнения…

– Оно всегда славилось своей весомостью, – Аваддон не сдержал усмешки.

– Оно всегда было прагматичным. Я полагаю, что ты совершаешь ошибку. Ты обладаешь редкими качествами, но ты всегда противопоставляешь себя другим, всегда ищешь собственного пути, и, как правило, он заводит тебя в буераки. Мы вместе с тобой начинали в Киеве, но я на три года раньше тебя вошел в орден, и я рекомендовал тебя, и я езжу к тебе сюда, и я оцениваю тебя. А все оттого, что ты вечно упрямишься, всегда взваливаешь на себя больше, чем можешь снести!

– И поэтому я делал русскую революцию! И я создал все, что ты видишь вокруг! И поэтому ты ездишь ко мне и ждешь, что я, – Аваддон с особенным усилием произнес это «я», – скажу тебе.

– Ты создаешь, но мы пользуемся плодами.

– И пожалуйста. Истинная радость в творчестве.

– Пустые отговорки, которыми ты пытаешься прикрыть своеволие и гордыню.

– Ба! Передо мной смиренный подвижник благочестия!

– Нужно уметь подчиняться.

– Нужно хранить себя от порабощения.

– Все. Это бесполезный разговор. Воля твоя, поступай, как знаешь. Мне тебя не переубедить. Но помни, что придет час, когда нужно будет ответить за все.

– Ты говоришь как добрый христианин, – Аваддон ослабил сжатые кулаки и откинулся на спинку дивана. – Хотя я и сам последнее время становлюсь все ближе к апокалипсическому духу. Ты слышишь трубы ангелов? – Аваддон поднял указательный палец. – Вот и топот коней…

– Оставь, прошу. Давай о деле.

– Что ж, дела наши пребывают в наилучшем виде. Никанор, как мы и ожидали, вышел из игры.

– Мы слышали. И, признаться, удивились, что ты так грубо сработал. Он мог просто исчезнуть или случайно попасть под обстрел.

– Тут дело сложнее. Никанор действительно сам прыгнул из окна, но я к этому не имею прямого отношения.

Мирослав изумленно поднял брови.

– Ты помнишь историю с посольством? – продолжил Аваддон. – Так вот, для расследования его гибели был назначен один офицер, мой старый знакомый и недоброжелатель.

– Ты мог не уточнять. Среди твоих знакомых трудно найти доброжелателей. Но продолжай. Это интересно.

– Этот офицер талантлив, и позднее я расскажу о нем подробнее. Он вышел на след Никанора и весьма умело разрешил всю запутанную ситуацию.

– А ты?

– Я успел понаблюдать за финалом этой истории, но вмешиваться, естественно, не стал.

– Это меняет дело в твою пользу. Я передам.

– Передай, – Аваддон скривил губы. – Я хочу донести до тебя, что действую в точности с инструкциями. Когда вы посчитали, что ставка на большевиков будет предпочтительна всем прочим вариантам, – Аваддон налил себе кофе из кофейника и сделал глоток, – я делал все возможное. Теперь вы посчитали большевиков слишком укрепившимися в Кремле и оттого опасными. Я с этим согласен. Вы задаете общее направление, но вы слабо и несвоевременно знакомитесь с обстановкой здесь, а она меняется каждодневно. Мне же приходится лавировать, лгать и кривляться. Я не имею возможности идти напролом! Я не могу прийти к Троцкому и сказать, что он нам больше не нужен. Пойми.

– Я понимаю.

– Отсюда все мои маневры.

– Часто рискованные.

– Пусть. Но важен итог.

– Каков же он?

– Ты хорошо знаком с расположением красных армий против Деникина?

– В общих чертах.

– Буду краток. Прямой путь от Новочеркасска до Москвы пролегает через Воронеж и расположение 8-й армии Советов. Это мощное соединение, но с одним существенным изъяном – в тылу 8-й армии нет крупных резервов. В случае ее разгрома путь к Москве будет расчищен на сотни верст. И белые успеют дойти до Тулы, даже до Коломны, пока Троцкому удастся перебросить свежие части. И вообрази себе картину, когда Деникин стоит в ста верстах от Москвы и на фронте хрупкое равновесие. Большевики мечутся, готовят бегство, белые уже празднуют триумф. Это решающий момент. И мы, подведя к нему обе воюющие стороны, становимся истинными хозяевами положения. От нас будет зависеть будущее страны, от нас и сговорчивости большевиков. Понимаешь?

– Все так. Но не переоцениваешь ли ты возможности Деникина? В мае-июне ему действительно удалось достичь больших успехов, но его силы на исходе, наступление остановилось, а красные готовят контрудар.

– Ты видишь факт, но не видишь его последствий.

– Последствия здесь ясные. Красные перейдут в наступление, разгромят растянутые на сотни верст малочисленные отряды добровольцев, и Гражданская война закончится.

– А вот этого нельзя допустить.

– Есть вещи неизбежные, с которыми необходимо смириться, – Мирослав утомленно зевнул и с выражением обреченности на лице продолжил: – Меня радует твой задор и вера в победу, но пойми…