Сергей Фетисов - Хмара

Выскочив за калитку, Наташа вытерла со лба пот. Лицо и шея у нее горели. Ей было стыдно за свою вынужденную ложь. Уф, как она врала!.. Но что ей оставалось, когда она не могла сказать Коле, для чего действительно нужен приемник?

Дома, успокоившись, девушка принялась обдумывать, как теперь быть. Тогда, на собрании, Наташа вызвалась раздобыть приемник, потому что была уверена в Коле Найденове. Ведь сколько раз ей приходилось по-соседски к нему обращаться, и никогда Коля ни в чем не отказывал. А тут, поди ж ты, вожжа под хвост попала!.. «Если не выпрошу, то украду», — вспомнила Наташа свои слова, брошенные вгорячах. И ужаснулась: неужели и в самом деле придется красть?!

Воображение нарисовало ей картину похищения. Глубокая ночь; в разбитое окно хаты Найденовых влезает Наташа; на цыпочках обходит комнаты, ищет, где спрятан приемник; в темноте задевает стул, он с грохотом падает, и в этот момент чья-то рука хватает Наташу за шиворот, слышится крик: «Попалась, воровка!»

Лицо девушки жалко кривится, от волнения и непереносимо жгучего стыда горло сжимают спазмы. Она уже не может ни сидеть, ни стоять — она мечется по комнате из угла в угол.

— Мама, — кричит Наташа. — Я к Анке пойду.

— Куда ж идти, ночь на двор заглядае, — недовольно говорит Анна Ивановна.

— Я у нее ночевать останусь, а утром на завод, — говорит Наташа, снуя по комнате в поисках запропастившейся косынки.

Решение идти к Анке возникло внезапно. Все равно Наташе ворочаться до утра — не дадут заснуть мысли о приемнике. А подружка что-нибудь да посоветует.

Длинные вечерние тени расчерчивали улицы; они вытягивались, расплывались, и к тому времени, когда Наташа подходила к Лиманной, блики солнца оставались лишь на верхушках деревьев да дымовых трубах, а низы зачернила сплошная тень.

Анка, сидевшая на веранде, еще издали приметила Наташу и побежала ей навстречу. Обрадованно обнимая подругу, шепнула:

— Я уже двадцать листовок переписала. — Когда разбрасывать будем?

В этот момент со стороны дороги на Каменку донесся глухой взрыв. Девушки вздрогнули и переглянулись. «Что это?» — спрашивали друг у друга глазами. Но больше взрывов не было, и они успокоились.

В комнате Анки в обнимку уселись на тахте. Вполголоса заговорили, торопясь выложить новости.

— Кажется, я тебе помогу с приемником, — приоткрывая в улыбке ярко-красные губы, сказала Анка.

— Как?

— Завтра приду к тебе. Ты сможешь «заболеть» и не пойти на работу?

Наташа отрицательно мотнула головой:

— У нас строго. Но на час после обеденного перерыва могу задержаться. Попрошу женщин, чтоб они за меня потаскали корзины.

— А меня заведующий перевалкой хоть на два дня отпустит. Ему без весовщика воровать сподручней. Так, значит, завтра я у тебя к часу дня!

— Ну а дальше что? — поинтересовалась Наташа.

— Пойдем вдвоем к этому… Коле Найденову.

— И что?

— Ох, Наташа! Ты допытываешься, как наш физик Николай Михайлович Ступак. Бывало, чуточку запнешься, так он уставится на тебя очками и чтокает: «И что?.. А дальше что?.. Что вы сказали?.. Садитесь, ставлю вам двойку».

Похоже вышло у Анки. Наташа невольно рассмеялась. В конце концов она выпытала у подруги, на что та рассчитывала, предлагая помощь. Козырь у Анки был старый — полагалась на свою внешность, неотразимо действовавшую на ребят.

— Не смотри на меня так, — загородилась Анка ладошками. — Когда на меня так смотрят, я чувствую себя грешницей… А в чем грешна, сама не знаю.

— Брось, — сказала Наташа. — Знаешь! Ну, да делать нечего…

В Никополе на Крымской улице в подвальном помещении, куда надо спускаться по кирпичной лесенке, отгороженной от тротуара покосившейся железной решеткой, помещалась частная мастерская. «Починка металлических изделий» — написано на самодельной вывеске.

С утра до вечера стучал в подвале молотком безногий инвалид — пожилой, цыганковатого вида мужчина. Длинный верстак у стены заставлен старыми примусами, ведрами, кастрюлями. Под верстаком и в углах навален всевозможный железный хлам.

Немало людей перебывает за день в мастерской. Кто сдает в починку прохудившуюся посуду, кто получает отремонтированную. Приходят и уходят. Если срочный ремонт, ждут, сидя на ящиках.

Но если кто-нибудь задался бы целью понаблюдать за посетителями, то обнаружил непонятное явление: некоторые спускаются в подвал по кирпичным ступенькам, а вот назад не выходят. К счастью, таких наблюдателей не было: подвал был штаб-квартирой Никопольского подпольного горкома ВКП(б).

Раз в неделю в мастерскую приходили одни и те же люди с одними и теми же кастрюлями и примусами. Они терпеливо дожидались очереди, если в мастерской были посторонние. Но когда не было никого, постоянные заказчики перебрасывались с хозяином несколькими словами и проходили в заднюю дверь. Собиралось там человек пять-семь. Спустя некоторое время они расходились поодиночке, большей частью через второй выход — во двор.

Кряжистый мужчина с самоварной трубой под мышкой неторопливо спустился по ступеням и встал в дверях, загородив собою свет. Хозяин поднял голову.

— Чи вы, дядько, принимаете в починку, чи нет? — спросил посетитель. Это был условный вопрос: все ли в порядке?

— Могу принять в срочный ремонт, — ответил хозяин. Это означало: все в порядке, можно проходить.

Клиент по-приятельски улыбнулся цыганистому хозяину и, оглянувшись на лестницу, торопливо прошел в глубь подвала, где за ширмочкой находилась дверь во внутреннюю комнату.

Минут пятнадцать спустя явился второй заказчик. Этот с тазиком. Потом пришел еще один…

— Ну, товарищи, — сказал кряжистый мужчина, когда собрались все, — начнем! Докладывайте, Калиниченко.

Калиниченко — худой, в очках, с отчетливым учительским говорком, — не поднимаясь со своего места, начал отчитываться:

— Из пяти барж с хлебом удалось затопить две. Остальные охраняются усиленным конвоем, нет никакой возможности подступиться…

— Где они сейчас? — спросил кряжистый мужчина.

— У Каменской пристани, товарищ Запорожный. Там сейчас двое из истребительного отряда. Пробуют подложить взрывчатку.

— Давно бы надо взрывчаткой, а то, небось, днища проламывали?

— Да. Щели клиньями расширяли.

— Плохо, — резко сказал Запорожный. — Риск не меньший, а результат? Немцы поднимут те баржи и снова смогут использовать. Парочку толовых шашек приложили бы к борту, тогда совсем иной коленкор.

— Взрывчатки мало… Экономим.

— На это дело не надо жалеть взрывчатки. Игра стоит свеч. За последнее время мы слишком увлеклись подготовкой покушений на гитлеровцев, а вот урожай уплывает из-под носа. По-моему, в конечном счете гораздо важнее сорвать вывозку хлеба и других продуктов из нашего района. Сейчас все наши силы надо бросить на коммуникации немцев — железную дорогу и речной транспорт. Всю взрывчатку — только туда! Как, товарищи? Согласны? Или есть возражения?