Дмитрий Холендро - Чужая мать

С натянутой проволоки посреди нее свисало одеяло, отгородив нефедовский «кабинет». В темной половине спали Вера и Женька. Нефедов прислушался — их дыхание было ровным.

Он манипулировал руками, мысленно проходя весь путь клубня из воронки в посадочную втулку, корчился, будто сам попадал под жесткий и неумолимый толкатель, что-то зарисовывал и думал. Вдруг его кто-то огрел по ноге, раздавив присосавшегося комара. Нефедов оглянулся и увидел Веру — она стояла, присобрав вырез ночной рубахи на груди.

— Который час?

— Я часы останавливаю, чтоб не знать... — ответил Нефедов и натянул простыню на оголившийся бок раскладушки. — Садись.

Вера присела, а он устроился рядом с ней, прислонился, поцеловал в щеку и потерся носом о завитки ее волос на виске. Она шутливо отбивалась от него и щурилась от света.

— НТР, — сказал он, махнув пальцем на фару. — Научно-техническая революция!

— Новатор! — рассмеялась Вера, зажав ладонью свои губы.

Женька засопел и заворочался под одеялом, Вера хотела встать, но Нефедов удержал ее, притянул к себе.

— Пусти! — приказала она не очень настойчивым шепотом.

— Закрой глаза, — велел он.

Она зажмурилась в ожидании, а потом увидела перед собой, на деревянном полу палатки, собранном на оструганных и покрашенных несуразной желтой краской досок, матрац. Нефедов взмахнул простыней. Вера приложила к щекам ладони, а на матрац упала подушка.

— Революционер! — сказала она, ныряя в постель на полу, а Нефедов лег рядом, не отставая.

Комары гудели своими моторчиками.

— О чем ты думаешь? — спросила Вера через минуту.

— Мне здесь очень нравится... По все же интересно, почему Нерсесян не дал нам путевки? Не было бы этой беды с удочками.

— Да это пустяки! — недовольно пошевелилась Вера. — Аркадий Павлович — хороший.

— Тем более.

— И путевка — ерунда. Меня, интересует, даст нам Нерсесян в этом году квартиру?

— Я насяду!

— Да уж! — Вера обеими ладонями взяла его за руку у плеча и прижалась к нему, смеясь тихонько и весело. И ласково пообещала, что если он обманет, если не добьется квартиры, то она с ним поругается, как еще не ругалась.

— Другие добиваются для своих семей, а ты... Я хочу, чтобы у меня муж тоже был сильный.

Он спросил, еле шевеля вдруг пересохшими губами:

— Вера, а ты можешь от меня уйти?

— Могу, — ответила Вера, — потому что нам больше просто нельзя жить в одной комнате. Женька уже большой.

— А если ты уйдешь, — сказал Нефедов, — я вообще перестану жить. Предупреждаю. Я теперь все время буду об этом думать.

— Думай о квартире, — посоветовала Вера.

Какая это, в самом деле, жизнь? Вместо посадочного устройства — в голове квартира и удочки. Завтра же он еще раз зайдет к лысому. И он сказал об этом Вере, чтобы показать, каким сразу стал сильным. А Вера возразила насмешливо:

— Никуда вы не пойдете завтра, товарищ Нефедов!

— Почему?

— Потому что завтра экскурсия, на которую вы записались. В Верхнее Волгино!

— Ах, черт! — воскликнул Нефедов.

Захотелось спрятаться ото всего, и он повернулся на бок и обнял жену.

— А рубильник? — испуганно шепнула Вера.

— С твоей стороны...

Вера рукой нашла на столбе, за одеялом-перегородкой, рубильник, приколоченный там для Женьки, и выключила фару.

В наступившей темноте внезапно послышались звуки ночи: треньканье сверчка, голос какой-то птицы, которая жаловалась на бессонницу, мучившую ее, и, конечно, неутомимое зуденье комаров...

А на рассвете красное солнце всплывало из воды. И все озеро стало красным. И осока у берега пускала вверх красные стрелы. И белые кувшинки фантастически загорелись.

— Мужчины! Это видеть надо! Сюда! — кричала Вера с берега.

Но мужчины занимались своим делом в палатке. Один брился перед зеркальцем, висящим на столбе, другой сидел на раскладушке с брезентовой сумкой через плечо, уже приготовившись в поход к истокам великой реки, и спрашивал:

— Пап! А почему ты не бреешься электробритвой? Аккумулятор же у нас есть!

— Потому что я консерватор.

— Кон-сер-ва-тор, — старательно повторил Женька. — Это от консервов?

— Ну, ты у меня молоток! — оглянулся Нефедов.

— А мама называет тебя — новатор. Ты же новые машины делаешь!

— Машины — это другое дело, Женька. На заводе консерватором быть нельзя — живо отбреют. Завод работает не для одного, а для всех, и своей продукцией он определяет стиль... ну, целой эпохи. Понимаешь?

— Да, — кивнул Женька.

— Молоток! — повторил Нефедов. — А моя бритва — это касается одного меня. Скребись чем хочешь!

— Же-енька-а! — долетело с озера.

— Мама тебя зовет.

Женька выбежал, а вслед за ним, пофыркав одеколоном из пластмассового флакончика, выполз на божий свет и сам Нефедов. «Батюшки, как хорошо-то!» И прибавил шагу.

Розовая чайка безбоязненно подлетела издалека, с середины озера, и села на воду возле самой песчаной полоски. Что-то тут же щелкнуло в озере. Розовая лягушка спрыгнула с листа кувшинки, как с острова, и опять что-то щелкнуло. Нефедов начал присматриваться... Осока, кувшинки, чистое пятно воды, готовой заблестеть... И — соломенная шляпа с бантом плавает на воде и пламенеет на восходе.

— Вера!

Она отняла фотоаппарат от глаз и улыбнулась. А! Это фотоаппарат и щелкал в озере. Над водой была не только шляпа, но и голова...

— Фу ты! — облегченно вздохнул Нефедов. — Что ты там делаешь?

— Снимаю.

— Кого?

— Чайку, лягушку...

Вера начала выбираться из воды, раздвигая осоку и кувшинки. Она выходила на берег в это утро, заблестевшее вдруг, потому что отгорел рассвет и показалось солнце. Нефедов оглянулся, увидел рядом Аркадия Павловича в кожаных шортах и панаме и показал на Веру:

— Моя жена!

Аркадий Павлович не сказал: мы ведь знакомы, он радостно развел своими длинными руками и крикнул раньше, чем Вера выступила из воды на берег:

— Здравствуйте, Вера, друг Любви и Надежды!

— Доброе утро, люди! — откликнулась она.

— Редкая красавица, — сказал Аркадий Павлович.

— Спасибо, — ответил ему Нефедов. — Порядок!

— Что вы имеете в виду?

— Тсс!

Вера подошла, и, чтобы показать, что у них свой, деловой разговор, Нефедов покашлял и неожиданно объявил:

— У вас, значит, кибернетика с психологией, а мы делаем новую свеклопосадочную машину!

— Ого! Интересно!

Над всем лагерем по радио колокольно раскатился голос культурника, призывающего записавшихся через десять минут на посадку в автобус. Вера побежала:

— Я быстренько оденусь!

— А я уже готов, — сказал Аркадий Павлович, приподняв целлофановый пакет с термосом и едой в бумажных свертках.

— Наша машина клубни мнет, — вздохнул Нефедов. — Директор хотел послать меня в совхоз, на словах доказать там, что машина хорошая, а я — сюда! Спасся бегством, благодаря Вере.