Теодор Константин - И снова утро (сборник)

В то же мгновение и гитлеровец отдал приказ орудиям у моста открыть огонь. Все орудия ударили одновременно, подпрыгнув на месте и выбросив из стволов пучки пламени. Коротко просвистели первые снаряды. Одни попали в цель, другие разорвались между танками. Гитлеровцы зарядили орудия снова, но дать новый залп не успели. Один из румынских танков задымил и остался на месте с открытым люком, остальные бешено рванулись к мосту. Танки перешли канаву и врезались в скопление немецких солдат на шоссе, подминая их под себя, потом, развернувшись на шоссе, устремились к мосту, забитому машинами, орудиями и солдатами. Гитлеровцы бросили орудия и ринулись на мост, где уже толпились другие солдаты из подходившей колонны. Раздавив орудия и пулеметы в окопах у моста, танки, стреляя на ходу из пулеметов и орудий, врезались в это бурлящее скопище гитлеровцев на мосту. По другую сторону моста шоссе пустело на глазах, так как гитлеровцы бросились в прибрежные рощи и переходили Бистрицу вброд.

— Михуляк! — рявкнул Матеяну.

Майор поднялся с земли, держа пистолет в окровавленной руке; его другая рука впилась в горло генерала, который уже не двигался. Сержант с белым как мел лицом вертелся вокруг майора, бормоча:

— Я даже не успел выстрелить, господин майор, как вы набросились на него…

— Михуляк, бери танки и дуй в направлении к Тыргу-Окна, — приказал Матеяну, обрадованный тем, что майор отделался только легкой раной. — Я останусь, пока не пройдет вся колонна…

Оттуда, с края окопа, он наблюдал, как танки быстро проходили по мосту, потом, перевалив через канаву, к мосту подошли орудия с длинными тяжелыми стволами, удерживаемыми пятью-шестью солдатами. Гитлеровцы, однако, начали обстреливать мост издалека, по-видимому из Пьятры, поэтому орудия и машины могли пересекать мост только в интервалы между разрывами. Было уже поздно, и Матеяну не стал дожидаться, пока по мосту пройдет разношерстная толпа солдат и беженцев. Он снова сел в коляску мотоцикла, будто тут же забыл и о мосте, и о немцах, и приказал мотоциклисту следовать за танками, за которыми стлалась густая туча тяжелой пыли. Перед танками дорога была почти пустой, только изредка попадались отдельные группы солдат, переплывших Бистрицу раньше вплавь, и несколько военных повозок с крытым верхом, пробравшихся бог знает каким путем и сворачивающих в кювет, как только раздавался рядом скрежет гусениц. Матеяну знал, что он уже вывел колонну из зоны хаоса и суматохи распавшегося фронта, но для полной безопасности хотел заночевать только в сорока — пятидесяти километрах южнее. Так в сгущавшихся багровых сумерках колонна миновала еще несколько сел, где опять их молча и с отчаянием во взгляде провожали только женщины и старики. «Бедные люди, — думал Матеяну, — что с ними будет?» И в нем еще больше крепла решимость во что бы то ни стало довести свои танки туда, где страна и армия еще держались, борясь с водоворотом, который захлестнул их по самое горло.

Колонна упрямо двигалась вперед по той же проселочной дороге, скрытой теперь холмами, пока не опустились сумерки и из хвоста колонны не донесли, что у одного танка заглох двигатель и танк придется бросить. Последнее село, через которое они прошли, называлось Фрумоаса. Матеяну взглянул на часы, потом на карту и, подумав, что они удалились на достаточное расстояние, приказал остановиться. Еще не улеглась пыль, как солдаты уже рассеялись по канаве, в конце поля с высохшей травой. В нескольких сотнях шагов от дороги слева был холм, именуемый на карте Бэсешти, и Матеяну счел это место удобным для привала на ночь. Вскоре весь склон холма был покрыт танками, машинами, орудиями и людьми. С 20 августа, после четырех дней боев, тревоги и упорного марша, это была первая ночь, когда солдаты могли отдохнуть более или менее спокойно. Но они могли только отдохнуть, потому что хлеба у них давно не было и никто им не мог дать ни крошки. Солдаты были так изнурены, что, соскочив с машин и танков, тут же падали и засыпали крепким сном. Через несколько минут только часовые остались бодрствовать, но и они были полуживые от усталости и едва держались на ногах. Тихая, звездная летняя ночь вступила в свои права. Матеяну некоторое время еще бродил по полю среди растянувшихся на земле солдат. У последнего танка он остановился, с нежностью потрогал еще не остывшую броню. Сознание, что он спас от катастрофы и танки, и почти тысячу солдат, и десятки машин и орудий, радовало и успокаивало его.

Усталость все же сломила и Матеяну. Но тревожные мысли не давали уснуть, и он лежал с открытыми глазами, вытянувшись на плащ-палатке между танками. На холме и дороге на большом расстоянии вокруг сохранялась прежняя неестественная тишина, неожиданная для этих мест, где за эти дни прошло столько разных людей. Солдат свалил тяжелый свинцовый сон, в котором растопилось даже их измученное, прерывистое дыхание. За это время до холма добрались еще несколько групп солдат, которые не имели сил идти дальше. Прогрохотало несколько военных повозок, и потом все стихло. Тревожные мысли, которые не выходили у Матеяну из головы, не дали возможности отдохнуть. «Что-то творится в Бухаресте? Страна должна выйти из хаоса, но в ней полно немцев! Как предстоит поступить армии? Само собой разумеется, из создавшегося положения она не может выйти, не схватившись с немцами. Так же, как немцы не могут молча согласиться с переворотом в Бухаресте! Может, там уже начались бои… и тогда… Вдруг Нона, потеряв терпение, вернулась с детьми домой? Если так, то она попала в этот переплет…»

Матеяну не заметил, как задремал, измученный этими вопросами. Проснулся он, когда темнота уже редела, звезд на небе стало меньше, а тишина стояла, как в лесу, где слышен только слабый шелест листьев. Вокруг чувствовалось легкое движение. Это солдаты проснулись и теперь как тени сновали между танками. «Голод их разбудил!» — с болью подумал Матеяну.

Он поднялся на локте и увидел это движение теней. За танками склон холма был пуст до самой дороги, редеющая темнота оставалась нетронутой. Здесь же все больше и больше людей поднималось со своих мест. Матеяну вопросительно повернулся к часовому:

— Что это они? Почему не спят?

— Э! — встрепенулся солдат. — Гул этот их разбудил! — Он замолчал, чтобы и полковник услышал плывшее в воздухе гудение, и продолжал: — Так еле слышно, но если лежишь на земле, то кажется, будто совсем рядом, по шоссе проходят…

— Кто проходит? — набросился на него Матеяну.

— Танки, господин полковник!

Матеяну какое-то мгновение прислушивался, устремив взгляд вдаль, в сторону, где ночь начинала светлеть. Глухой гул словно поднимался из-под земли и плыл в воздухе, будто гудела слабо натянутая струна. Действительно, это был гул работающих на всю мощь танковых двигателей и грохот гусениц. Земля и даже сама ночь будто слегка дрожали. «Там не только танки, там и грузовики! — подумал Матеяну. — Двигаются на юг!» Шум доносился издалека, так что иногда даже казался в тишине этого предрассветного часа нереальным.