Богдан Сушинский - Колокола судьбы

— С тем, кого вы, часовой Копань, прозевали. Не отвлекайтесь, несите службу.

— Как это «прозевал»? — изумленно переспросил Копань. — Никого здесь не было. Я бы слышал. — Он хотел молвить еще что-то, однако, увидев перед собой незнакомого громилу, покаянно охнул и окончательно стушевался. — Но если вы так приказываете, товарищ капитан, то есть не отвлекаться!..

— Слушай, Отшельник, по ту сторону гряды, за твоей пещерой, кажется, существует удобный спуск? Не скрывай, сейчас это очень важно.

— Спуститься вообще-то можно, — нехотя ответил монах, слегка помедлив.

— Даже с рацией?

— А что ей будет? Нормальный спуск. Только с небольшим секретом. И потому снизу, из леса, найти дорогу сюда трудно.

— Тогда проведи нас. Благодаря тебе мы сэкономим на дороге часа полтора. В бою можешь не участвовать — это твое дело. Ну а мы попробуем выманить немцев из деревни. Удобное место для засады знаешь?

— Знаю. И назад приведу.

— Часовой! — негромко позвал Андрей.

— Я!

— Поднять людей. Только без лишнего шума. Сначала разбуди офицеров. — Они с Колодным договорились, что как только группа обрастет людьми, Мазовецкому поручат командовать взводом. А пока условились считать поручика Мазовецкого старшим лейтенантом Красной армии. Поскольку Мазовецкий никогда не упускал случая напомнить, что он тоже офицер, эта условность была ему приятной. — Построение здесь, у пещер.

Часовой побежал выполнять приказание, и они снова остались вдвоем.

Отшельник молчал. Беркут взял пулемет, осмотрел его, насколько позволяла видимость, даже принюхался: да, затвор пахнет смазкой. Сохранял, значит. Для чего, если солдатом себя уже не считает?

— Ты говорил о засаде… Есть там одна балка. В селе ее Кремниевой называют. Это такое ущелье…

— Ущелье — это уже хорошо. Обещаю, что в самом твоем селе ни одного немца мы не тронем. Кстати, ущелье… Оно между селом и этой пустошью?

— Нет, чуть дальше, поближе к Чиглинскому лесу. А этот, под скалой, называют Гробовским. И дорога возле Чиглинского проходит. Так что немцы могут попереться туда на машинах.

— Ясно. Остальное выясним на местности.

Через несколько минут все бойцы уже стояли в строю. Старший лейтенант Мазовецкий, младший лейтенант Колодный, старшина Кравцов, младший сержант Горелый, ефрейтор Низовой, рядовой Копань, рядовой Гаёнок. Последним стоял рядовой Задунаев. Но пока без рации.

Беркут осматривал их при свете луны дольше, чем следовало бы. Наконец-то перед ним стоит армейское подразделение. Впервые после долгих месяцев борьбы в тылу врага он снова ставит боевую задачу бойцам Красной армии. Казалось бы, какая разница: партизаны или парашютисты из кадровой части? И все-таки Беркут ощущал то особое волнение, которое в свое время ощутил разве что тогда, когда после училища впервые построил гарнизон дота. Еще того, на Буге. Как же убийственно давно это было!

«…Сюда бы еще Крамарчука, — вздохнул он. — И было бы совсем как построение в доте „Беркут“. Ну да, не хватало только этих твоих сантиментов, — язвительно усмирил себя Андрей. — И слезливой речи».

— Сегодня мы приступаем к регулярным боевым действиям в тылу врага. С этой минуты вы должны забыть, что вас высадили в тылу врага, что вы преследуемы, а значит, постоянно нужно скрываться, избегая стычек с противником. Отныне мы не будем со страхом ожидать, пока нас выявят каратели. Наоборот, сами будем выявлять и уничтожать противника, даже там, где ему и в голову не приходит ждать нас.

— Да, пора уже браться за него, — одобрительно проворчал Гаёнок, — а то застоялись мы, как молодые жеребцы на коновязи.

Однако старшина «цыкнул» на него, заставив умолкнуть.

— И еще одно: если в бою нет особого приказа, действуйте самостоятельно. Учитесь маневрировать, вовремя менять позицию, использовать любое трофейное оружие. С завтрашнего дня мы начнем ежедневные специальные тренировки. Вы будете учиться владеть всеми видами оружия и приемами ближнего боя, снимать часовых, маскироваться. Основы такой науки вы уже, очевидно, получили при подготовке к десанту. Но я знаю, что это был сокращенный, ускоренный курс.

Теперь уже строй устало, сонно молчал. Врага бить надо, это понятно. Однако бойцы все еще не понимали, зачем Беркут поднял их сейчас, в половине третьего ночи, когда за десятки километров вокруг — ни одного фрица. Неужели только для того, чтобы сказать то, что он только что сказал?

— Этого человека, — кивнул он в сторону стоящего под скалой проводника — мы будем называть так, как ему нравится, — «отшельником». По тропе, которую он укажет, мы спустимся сейчас в лес и пройдем к окрестностям села Горелое. Как стало известно, немцы засекли нашу радиостанцию и подтянули к этому селу около двух рот. На автомашинах.

— Откуда известно, что уже засекли? — недоверчиво и в то же время встревоженно поинтересовался радист.

— Судя по описанию, данному Отшельником, одна из машин — радиолокационная. По всей вероятности, гитлеровцы перехватывают наши радиограммы и, конечно, получили приказ уничтожить группу. Рядовой Задунаев, возьмете рацию и пойдете вместе с группой. Сегодня вам придется поработать особенно много. Но уже в лесу, недалеко от села. Передавать можно любой текст. Вплоть до сообщения о взятии Берлина войсками Абиссинии. Ну а мы поможем немцам, проведем их прямо к вам, к рации. Чтобы не заблудились. Детали обсудим на месте.

— Таки прав ты был, Гаёнок: засиделись мы в этих райских кустиках, — подал голос старшина. — А пахать есть где.

— Да, этот соскучиться не даст, — поддержал его Копань.

Дождавшись радиста с рацией, они вышли на «монашью тропу», ведущую к пещерам Отшельника.

— Только я-то здесь при чем? — проворчал Задунаев. — Я не должен ходить на боевые операции. И вообще, мне как радисту нужно обеспечить безопасность, условия для работы и нормальный отдых. Иначе я не смогу работать.

— Ну да? — хмыкнул кто-то. — Главное — «нормальный отдых». Все претензии к фюреру.

— Группа действительно должна гарантировать мою безопасность, — добавил радист уже более громко, чтобы мог слышать Беркут. — Потому что если рация окажется у фашистов, кое-кому потом не поздоровится.

«Вот как?! — отметил про себя Беркут. Уже первые контакты с этим франтоватым, интеллигентного вида солдатом насторожили его. Андрею показалось, что этот человек слишком рьяно старается подчеркнуть свое особое положение в группе. „Радист — что святой, — вспомнил он слова младшего лейтенанта. — Какого тебе нарисуют, на такого и молись“. В этой не очень веселой командирской байке, очевидно, и кроется разгадка поведения Задунаева. — Ладно, разберемся. После операции».