Богдан Сушинский - Колокола судьбы

Перед посадкой в самолет, чтобы успокоить Армазасцева, Андрей пообещал отдать ему свою, комсоставовскую, шинель, почти новую, только слишком уж пропахшую дымом партизанских костров. Сам он получил ее в обмен на эсэсовскую форму, которая, как прикинул командир отряда, могла им когда-нибудь пригодиться. А пока что Арзамасцев мечтательно поглядывал на обещанную ему шинель, не веря, что капитан замерзает в ней не меньше, нежели он — в немецкой.

— Нервирует меня эта тишина, — негромко произнес ефрейтор. — Засекли нас немцы, должны были засечь.

— Потерпи, наведаются. — Снега на этой равнине было немного. Вместе с ним резкий холодный ветер бросал им в глаза песок и промерзшие крупицы глиняной пыли. Ослепленные и до последней клеточки тела промерзшие, бойцы ждали появления врага, как обреченные — избавления от мук.

— Как думаешь, удастся этим чертовым летунам починить свою тарахтелку?

— Будем готовы к худшему. Хотя пилоты свое дело знают.

— Механик у них… вроде бы толковый парень. Я с ним вечером погуторил. Боюсь только, что они и взлететь-то с такого пятачка не сумеют. Знать бы наверняка, не теряли бы времени, а пробивались к фронту лесами.

Андрей ничего не ответил, молча тронул ефрейтора за плечо — мол, полежи тут, — а сам, пригибаясь, пробежал метров двадцать к ближайшему стожку. Как оказалось, находясь возле него, немцы могли видеть верх кабины самолета, а значит, вести по нему огонь. Это сразу меняло ситуацию. Поэтому держать оборону следовало не за спасительным гребнем, а здесь, на равнине. А еще лучше — у сарая.

Правда, в таком случае трудно, почти невозможно будет отходить. По заснеженной равнине, под огнем… «Невозможно!» Беркут терпеть не мог этого слова! На войне им можно прикрыть все, что угодно: трусость, нерешительность, бездарность, стремление отсидеться за чужими крестами, избегая своего.

Еще окончательно не решив, как ему поступить, капитан вдруг обнаружил, что не такое уж это село вымершее, как ему вначале показалось.

Сначала до него вдруг донесся окрик. Потом еще один, чуть погромче. И хотя слов он не расслышал, однако сразу уловил, что это команды и что отдают их на немецком. «Ну вот, не заждались». Беркут поудобнее устроился за стожком, готовясь к бою, но село, словно вскрикнувший во сне ребенок, снова затихло.

Сквозь снежную песочницу поля медленно просачивалось время. Пять минут, десять… Иногда капитану казалось, что он действительно видит перед собой огромные часы, из которых медленно — песок со снежной крупой — вытекали минуты томительного ожидания. Оно выдалось таким тягостно-медленным, что когда слева от сарая, на дороге, ведущей к окраине села, Андрей заметил свет фар, вслед за которым долетел треск мотоциклетных моторов, он даже не огорчился.

«Летчик, пожалуй, был прав. Фрицы действительно провели самолет прожекторами до самой посадки», — подумалось ему, но без капли горечи. Хотя до этого несколько раз с грустью вспоминал о теплом чреве их самолетика. Он — солдат. И появился враг. А значит, бой. Конечно, еще каких-нибудь сто пятьдесят километров, и они были бы за линией фронта! Но это уже из области мечтаний, из самой фортуны, из судьбы. А враг — вот он.

— Ефрейтор! Кирилл, — негромко позвал он. — Давай ко мне!

— Какого черта я здесь не видел? — еще издали недовольно спросил Арзамасцев, перебежками приближаясь к стожку. — Немцы вон. В селе тоже неспокойно. Отходить надо. Они там самолетик подлатают — нас дожидаться не станут.

— Встречать их нужно здесь, иначе фрицы изрешетят машину, — объяснил капитан, словно ефрейтор сам не понимал этого.

— Можно подумать, что мы вдвоем сдержим их.

— Еще как сдержим, на какое-то время, конечно. А там бой покажет.

Мотоциклов оказалось три. Два остановились напротив сарая, третий направился в село. «Очевидно, где-то неподалеку отсюда находится городишко или большой поселок, — быстро анализировал ситуацию Андрей. — Именно оттуда и примчались эти мотоциклисты. А если решились приехать ночью, значит, леса вблизи нет, иначе не рискнули бы, партизан побоялись».

— Знать бы все-таки наверняка, что самолет не поднимется… — снова занудил Арзамасцев. — Боже мой, гибнуть на этом лужке-болотце?! Уходить надо, пока не зажали!

— Остаешься здесь, — резко приказал капитан. Но тоже с надеждой взглянул на небо над местом посадки: «А вообще, есть ли у пилотов ракеты?» — Прикроешь.

Несколько метров он пробежал, сильно пригибаясь, почти касаясь руками земли, потом прополз, а когда понял, что заметить его из-за сарая немцы уже не смогут, снова побежал. Но как только Беркут достиг спасительной стены, в той стороне, где засели Крамарчук и двое партизан, глухо бахнул винтовочный выстрел. Услышав его, немцы все разом заговорили, и обе машины умчались назад, по дороге в обход села, поближе к тому месту, откуда повеяло порохом.

«Что у них там? — с тревогой подумал Беркут, прислушиваясь, не прогремят ли еще выстрелы. — Спросонья, что ли, пальнул кто-то из партизан?» У Крамарчука шмайсер — это он помнил.

А вот и немецкий пулемет голос подал, очевидно, тот, с коляски мотоцикла… Андрей тут же пожалел, что сам не открыл огонь по мотоциклистам, не задержал их, не отвлек на себя. Но уже было поздно. К пулемету присоединилось несколько автоматов. Немцы палили напропалую, наугад, поскольку никто им не отвечал. Просто их радовало, что русские наконец обнаружили себя. Ну а все, кто был в селе под ружьем, уже подняты по тревоге.

Капитан видел, как снова появился на окраине третий мотоцикл, как вслед за ним бегло промаршировало до взвода солдат, но прошли они далековато, открывать огонь было бессмысленно.

«Хорошо, что они сразу же не развернулись в цепь, — подумал он, внимательно следя за окраиной. — Иначе сразу же пришлось бы принимать бой. А теперь пусть поищут партизан».

Еще несколько минут капитан следил за окраиной. Больше оттуда никто не появлялся. Но чуть левее, на соседней улице, послышалось несколько пистолетных выстрелов. Значит, еще какое-то подразделение могло выплеснуться в поле оттуда. «Неужели здесь такой большой гарнизон?» — изумился он.

— Капитан, капитан, — долетал приглушенный голос Арзамасцева. — Отходим!

— К сержанту! К сержанту, давай. По дороге позови тех, что по курсу самолета. И майора, — негромко выкрикивал в темноту Беркут, отбежав на несколько метров от сарая. Как оказалось, Арзамасцев тоже отошел от копны, и между ними было не больше двадцати шагов. — Выручай Крамарчука. Я сейчас.

— Смотри, снова мотоцикл!

Пригибаясь, Беркут метнулся назад к сараю. Увидев, что мотоциклисты подъезжают справа, перебежал за левый угол и упал за высящуюся белой пирамидой промерзшую навозную кучу.