Яков Михайлик - Соколиная семья

— Мы давно встречаемся, — признался он. — Только я тебе не говорил об этом. Понимаешь, сначала я думал, если, мол, война, то людям не до любви. Ерунда это. Ханжество. Любовь остается любовью всегда. Я имею в виду чистое, светлое чувство. И вот теперь, как только выдается свободное время, так и тянет к Соне Качалиной. И она не может без меня. Каждый раз беспокоится, когда я в полете.

— Нас все в полку провожают и встречают.

— Эх, Яша, ничего тебе но понять.

— Ну, смотри, не наделай глупостей. Войне-то и конца не видно.

— Не беспокойся, все будет в порядке. Дружба, она, брат, помогает службе. Спи. — Вася счастливо чмокнул губами и отвернулся.

А почему, собственно, удивляться дружбе Лимаренко с Соней? Я ведь тоже еще в Белом Колодце познакомился с девушкой. Ее звали Катей.

Катюша… Где она теперь? В Медынь от нее приходили письма. В последнем она писала, что надела красноармейскую форму, служит в БАО – батальоне аэродромного обслуживания. Куда военная судьба забросила тот батальон? Жива ли невысокая белокурая девчушка, так любившая сельские песни, гармошку-певунью?

Я достал из кармана гимнастерки маленькую фотографию. Нет, не видно Катюшиного лица. Ночь скрывает ее светлые волосы, чуть вздернутый носик и милые ямочки на щеках. Зачем ты, темная осенняя ночь, не даешь мне хоть на секунду взглянуть на ту, с кем было столько встреч в дни тревожного предгрозья?

Чтобы хоть как-то приблизить образ Катюши, пытаюсь вспомнить последний вечер перед отправкой в тыл…

Отзвенел песенный вечер в селе. Погасли в избах поздние огоньки. Задумчиво шумят каштаны под бессонной луной. А мы идем, я и Катя, взявшись за руки. Идем к ее дому, притаившемуся за палисадником.

— Мне пора, — шепчет девушка.

— Но ведь завтра я уезжаю. Смотрю на нее умоляюще.

И Катя не уходит. Мы вновь идем по улице, меж высоких посадок. Нет, мы не объясняемся в любви, хотя о ней произнесли немало теплых, волнующих слов. Именно сегодня.

В прошлые вечера говорили, кажется, о пустяках, о всякой всячине, как будто у нас в запасе уйма времени. А ныне поняли, что скоро час разлуки. Может быть, долго, очень долго не встретимся, и поэтому надо о многом друг другу сказать.

— Ты мне будешь писать? — тревожно спрашивает Катя.

— Да. И очень буду ждать писем от тебя. Девушка не говорит спасибо. Вместо нее говорит благодарное пожатие руки.

И на новом месте будут волжанки, — произносит Катя. — Они тоже любят… засматриваться на летчиков. Если ты с кем-нибудь из них будешь дружить, твоя украинка не напишет письма.

— Откуда это – дружба и ревность?

Катюша не отвечает. Она смотрит на меня молча. Любовь и ревность – это еще куда ни шло. А дружба и ревность, по-моему, несовместимы. Так ли думает Катя? Наверное, не так, если говорила о волжанках.

— Катенька, как по-твоему, сколько лет могут дружить люди?

— Вечно, пока живы, Яша.

— А любить?

— Я никого еще… Не знаю. Но если… И любить надо вечно. Иначе, какая же это любовь?

Мы подходим к дому, где живу я.

— Ты меня проводишь? — спрашивает Катя.

Зачем спрашивать? Конечно провожу. Мне еще надо попросить у нее фотокарточку и что-то сказать. Наверное, самое главное. А что главное?

Мы идем и молчим, окруженные тишиной. Только деревья шуршат неопавшей поздней листвой.

— Яша, я пойду служить в батальон.

— Зачем?

— Служат же девушки… А потом… с батальоном я скорее тебя найду, когда, ты вернешься с Волги.

Значит, Катя боится, что потеряет меня. Значит, любит.

— Милый мой солдат. — Я обнял Катю за плечи. Девушка вскинула руки и дотянулась до моей щеки.

Объятия тоже вечность, как дружба и любовь.

— Пойдем, — отпрянула Катя и, достав из кармана блузки карточку, протянула ее мне: – Возьми. На память.

Робко прокричали, будто боясь нам помешать, ранние петухи. Вот и Катюшин дом. Еще минута, и Катя всплеснула косынкой из-за палисадника. Я гляжу в сторону, где только стояла девушка среднего роста со светлыми волосами, чуть вздернутым носиком и круглыми ямочками на щеках. Скрипнула дверь. Щелкнул засов. А мне не хочется уходить домой, потому что неизвестно, встречусь ли еще когда-нибудь с Катей.

И звезды об этом ничего не говорят…

Враг любой ценой стремится овладеть заводами Сталинграда. В частности, с 4 по 8 октября гитлеровцы продолжали предпринимать яростные попытки прорвать наш фронт в районе Тракторного завода, расположенного к северу от Мамаева кургана. Однако за минувшие четыре дня они продвинулись всего лишь на 300 метров. Что касается наступления на широком фронте, то о нем не могло быть и речи: фашистам не хватало сил.

Сегодня снова сосредоточенными ударами пехотных частей, поддерживаемых большими группами танков и крупными силами авиации, немецкое командование пыталось овладеть Тракторным заводом. Но героические защитники города, воодушевленные Обращением пленума Сталинградского обкома ВКП (б), который состоялся в начале месяца, упорно боролись за каждую улицу, за каждый дом, за каждый метр земли. Помогая наземным войскам, наш полк почти беспрерывно летал. Мы садились на землю только для того, чтобы заправить самолеты. Никто не жаловался на усталость, никто не обращал внимания на небольшие ранения. Можешь летать – лети и бей врага. Бей до тех пор, пока крылья держат тебя в небе.

Так прошло еще четыре дня.

Не имея до сих пор почти никакого успеха, противник вынужден был прекратить попытки прорваться к заводу и решил создать новую группировку. На рассвете 14 октября в районе Тракторного завода немцы начали усиленную авиационную и артиллерийскую подготовку, а затем силами одной пехотной дивизии при поддержке 50 танков перешли в наступление, ворвались на территорию Тракторного завода и вышли к Волге.

Нам, как и прежде, командир поставил задачу сопровождать ильюшиных. В паре со мной шел Илья Чумбарев. Комэск И. Ф. Балюк летел с Иваном Максименко. Многие наши сослуживцы по дивизии и воздушной армии выполняли такую же задачу, а некоторые экипажи прикрывали общий район боевых действий, чтобы не допустить ударной силы противника – бомбардировщиков.

Самолеты поднимались со всех соседних аэродромов, собирались в боевые порядки и шли широким фронтом на различных высотах. Отрадно на душе, когда видишь такую силу!

Подлетая к заданному району, мы увидели, что авиация противника тоже начала сосредоточиваться. Вначале появились истребители, а затем и бомбардировщики.

В воздухе сплошная кутерьма. Трудно разобрать, где свой, где чужой самолет. На всех высотах, от малых до больших, кружатся истребители, штурмовики, бомбардировщики. Каждый из нас думает об одном: уничтожить противника, а если придется столкнуться – только не со своим. Машины носятся в разных направлениях, группами и одиночками. То здесь, то там падают вниз горящие факелы. Одни долетают до земли, другие взрываются в небе.