Виктор Залгаллер - Быт войны

Выполняем странное задание. Заготовили линии, на которых никого нет. Живем опять против свиносовхоза. У развалин белой церкви наш НП. (Теперь-то понимаю — отсюда дивизия пошла потом в наступление в январе. Хотели все сделать заранее. Чтобы потом не выдавать себя подготовкой.)

Жлудов. Лицо дыней, даже после бритья черное, лошадиные передние зубы. Прибыл к нам с приговором за хищение продуктов. Работник ресторанов. Поподхалимничал, привез начальству велосипед. Вдруг объявился старшиной. Прислан старшим наблюдателей на НП. Люто ненавидит меня — почему я, старший сержант, над ним начальник. Почему вообще уважают меня, а не его? За месяц это нарастает в нем до сумасшествия. Напившись, кинул в мой узел связи гранату. Выскочил сидевший там Ваня Тюкин, а аппаратуру побило. Дали мы Жлудову по зубам, сняли погоны, сдали под суд. Был ли он в штрафной роте, не знаю, больше не видели. Возможно, директорствует в каком-нибудь ресторане.

Подготовка к наступлению стала видна. По полю под горой расставляют ракеты в ящиках. Навалены белые бревна телеграфных столбов, которые пойдут за войсками.

Прибыли части. Роют новые НП.

14 января загремело далеко справа. А 15-го загрохотал сотнями ракет и сотнями стволов и весь наш фронт. Долго… Несколько недолетов рвут нам связь. Чиним.

И пошли вперед части.

Справа есть успех. А у нас слева, против Александровки, — хуже. Первые окопы пройдены. На поле я оглянулся, всего два наших убитых. Первые немецкие землянки неожиданно близки и неожиданно уютны. Но с неприятным запахом совсем чужой жизни.

Помню, именно на нашем НП сидел генерал Введенский (у белой церкви) в начале атаки. С ним радист — наш Саша Лисиненков (он его забрал к себе). Надо переподчинить артдивизион, где-то батальон истекает кровью, а тут порыв линии. Генерал кричит: "Не будет связи, расстреляю". Прыгаю через бруствер, по линии. Пока я добежал до порыва, ребята уже починили.

Ночь, ранний рассвет. Прислоняясь к брошенной немецкой пушке, стоит лыжник — офицер из лыжного батальона. На его белом маскхалате огромные пятна крови. А лицо счастливое — победа!

Справа через две ночи уже идут в сторону Гатчины машины с зажженными фарами, объезжая гигантскую воронку, перегораживающую шоссе. А мы топчемся, обходя Александровку.

Работает похоронная команда. Мимо идет полк. Комполка Краснокуцкий кричит: "Как смеете снимать валенки? Что солдат не заработал? Как мои в бой пойдут? Одеть!" (До сих пор не знаю, кто прав.)

На месте деревни Рехколово, влетевшим в землянку осколком в сердце убило Ивана Лесного, прямо у телефона.

Он был каменщиком, из Петергофа. Пожилой. Имел от Кирова именные часы за стройку. Всегда повторял: "Помирать собирайся, а рожь сей". Все старался чинить. Грустил: "за это время я с подсобницей пару корпусов по миллиону кирпичей сложил бы". Клал нам печи. Он только нашел потерянную в период Финской войны в Петергофе жену.

Устаем до ужаса. Уснул на снегу. Оттепель. Проснулся — пола шинели вмерзла в лед. Осталось это в памяти.

Пошли быстрее. Александровка уже давно сзади.

Дмитрий Заблоцкий. Мастер с завода Сталина. Полный, рыжеватый. Пришел с пополнением весной 1942 года. "Как ты выжил?" "Да я такую мышеловку сделал…"

Смерти бережется, но только до начала работы. Умеет все. Из тех, на ком земля держится. Один недостаток — всегда заискивающий голос при разговоре с начальством.

Пришло пополнение. Ночь с 22 на 23 января. Бужу Заблоцкого. Нам идти с полком в обход Павловска. Лежит, не может проснуться (на полу немецкой землянки). Держится потом за живот. "Не могу идти". Пинаю его ногами. "Ты что?" — "А ты что?" Встает.

Идем по насыпи железной дороги. Пехоты много. Новобранцы, все почти в полушубках. Слева в темном лесу совсем рядом немцы. Светает. Они же нас видят! И сразу завыл их шестиствольный миномет. Мины идут сверху, за насыпь. А неопытные — туда кинулись.

Мы с Заблоцким лежим на насыпи между рельс. Затихло, за насыпью полно раненых. Разбитые сани с водкой. Санитар накладывает жгуты.

Режем для раненых проходы в проволоке. До санбата километра два. "Во-о-он туда!", — и человек без ноги со жгутом ползет на локтях. У одного ранены обе ноги. Его санитар уносит на спине.

А мы снова вперед.

Участок простреливается снайпером. Перебегаю. Следующий падает. "Димка!?" "Тише, я здесь, это какой-то дурак дал прицелиться".

Тянем линию. Подымаемся на бугор. Метрах в двадцати справа, чуть сзади, рвется мина. Я упал. Поскользнулся или толкнули? Оглядываюсь. На плече полушубка дыра. Снимаю полушубок, боли еще не чувствую. "Ребята, меня, кажется, ранило". Локоть уже не отрывается от корпуса, а пальцы вполне хорошо работают.

Деться некуда. Мы в их тылу. Продолжаю бегать по линии. К середине дня обильно подошли наши части. Иду к санитару. "Мне бы в части остаться". "Да у тебя там осколок, просто тулупом забило, вот крови и мало. Дуй в санбат".

Медаль "За отвагу" друзья принесли мне уже в госпиталь.

ВЫПИСКА

из материалов Совета ветеранов 85 СД

о положении штаба дивизии

1-2 ноября 1941 г. — Александровка (у поста Фарфоровский)

2-13 ноября — Красный Кирпичник

13 ноября — 24 дек. — Спиртострой

24 дек. 1941 г. — 6 фев. 1942 г. — Красный Кирпичник

6-7 фев. — у Дворца Советов

7 фев. — 24 мая — Мясокомбинат (потом — в насыпи)

24 мая — 7 авг. — Сызранская ул.

7-10 авг. — ул. Александровская

11-24 авг. — ул. Новосергиевская

24 авг. — 6 сент. — Колпино, Кр. Кирпичник

6-17 сент. — ул. Александровская

17 сент. — 22 окт. — ул. Фарфоровская

22 окт. — 7 июня 1943 г. — Автово.

Под Пулковской горой, на поле со стороны города, в брезентовом "доме" идут операции. Тарахтит движок электроосвещения. Кто в голову, в живот — на стол. Остальным — кружка водки, кусок колбасы и — на машины. У меня проникающее в сустав осколочное ранение плеча.

Привозят в Александро-Невскую лавру. Опять кружка водки и кусок колбасы. Сидим.

Уже к ночи трамваем едем в госпиталь. Мы во Дворце культуры работников связи, на Мойке. Тогда здесь был эвакогоспиталь 1449.

Раздеваемся. Входит медсестра. В ее руках наволочка. Привычно собирает в наволочку запрятанные нами пистолеты. "Обвяжите друг другу раны клеенкой и помойтесь". Делаем. "Теперь тихо. Хирург уже второй день работает без сна. Вы не шумите". Выглядывает в дверь хирург: "Сколько еще?" — ответила — "Ну, давай". (Нас было человек 15–20).

Три операционных стола. Врач ходит от одного к другому. Ложусь. Щипцы в рану. Осколок сидит в кости в лопатке, не выдергивается. Наркоз. Просыпаюсь. "Хотите на память?" — "Ну его". — "Сами дойдете?" — "Да"… Мутит только.

Хирург уже наклонился над рукой одного парня, а тот помогает другой рукой собирать кусочки собственной кости. Тихо. Никто даже не кряхтит.