МИТРИ КИБЕК (Дмитрий Афанасьевич Афанасьев) - Герои без вести не пропадают. Книга вторая

«Хорошо бы предупредить коллег, чтобы не проговорились во время допросов. Но как это сделать незаметно для партизан?» – мучительно думал бывший главврач. Улучив удобный момент, когда колонна остановилась по просьбе медсестры, он попытался шепнуть своим коллегам пару слов, но бдительная стража в лице молодого партизана пресекла его попытку в самом начале, бесцеремонно ткнув его в спину прикладом винтовки. Пришлось покориться судьбе. «Будем надеяться, мои помощники и без предупреждения сумеют держать язык за зубами. Ведь им и так ясно, чем может закончиться болтливость, – утешил себя подполковник, но тут же усомнился: – Положим, они не выдадут, но как поведут себя остальные?»

На свою базу партизаны вернулись поздно вечером, когда уже на небе зажглись первые звезды. Наблюдательный Савандеев еще на пути догадался, что главным в группе пленных медиков является не пожилой полковник, согласившийся быть временным переводчиком, а рослый подполковник с усиками.

– Надо отделить этого от остальных, – сказал он дежурному, указывая на него. – Поместите его в отдельную землянку. Предупредите часовых, чтобы глядели в оба. Ко мне пригласите командиров подразделений и начальников служб!

Дежурный побежал исполнять приказание, а партизаны, вернувшиеся с операции, сели ужинать. Поужинал и Савандеев, а затем провел совещание с командирами, на котором, по установившейся традиции, подвергли подробному разбору только что закончившуюся боевую операцию.

Ночь прошла без особых происшествий. Утром командир отряда, выслушав рапорт дежурного, первым пригласил в штаб начальника тыла. Зильберман, занимавший эту должность еще при Турханове, появился тут же, словно поджидая вызова за дверью землянки. Как всегда аккуратный и опрятный, он уже успел побриться, причесаться и одеться в хорошо выглаженный костюм, словно жил не в лесу, а в большом городе.

– Лев Давыдович, помогите мне разобраться в этих документах, – обратился к нему Савандеев после взаимного приветствия, показывая на кучу бумаг и книжечек, лежавшую на столе. – Все они отобраны у немцев, а следовательно, и написаны по-немецки.

Зильберман быстро разложил документы по фамилиям их владельцев.

– Это удостоверение личности. Как видите, всего их десять. Это – членский билет национал-социалистской партии. Их девять штук. Значит, кто-то из пленных не является членом нацистской партии.

– Который же из них? – заинтересовался Савандеев. – Не женщина ли?

– Нет, не она. Вот ее членский билет, – показал Зильберман на книжечку в коричневой обложке. – В партии не состоит полковник Эрих Флеминг, он же доктор медицины, профессор Венского университета, ординатор хирургического отделения госпиталя, – добавил он.

– Теперь приступим к личному знакомству с каждым из них, – сказал Савандеев, разобравшись с документами пленных. – Как по-вашему, с кого лучше начать?

– Начнем с женщины. Послушаем, что она скажет. Зовут ее Элизабет, фамилия – Штокман. Член нацистской партии с 1938 года. В госпитале работала старшей медсестрой хирургического отделения. А как работала, может быть, расскажет сама.

Скоро сестру привели под конвоем. Вид у нее был не из лучших. Синие круги вокруг ее огромных глаз, мертвенная бледность лица, вялые движения – все это говорило о том, что она провела бессонную ночь.

Увидев в руках Савандеева свой партийный билет, она как-то странно съежилась, словно ожидала страшного удара. «Видать, пришел мне конец, – промелькнуло у нее в голове. – Нам тут не будет пощады».

– Переведите, Лев Давыдович, – пускай расскажет свою биографию. Предупредите, чтобы говорила только правду, – предложил Савандеев.

Элизабет рассказала. Очевидно, желая разжалобить партизан, она прикинулась бедной сироткой и подробно рассказала, как злые французы безжалостно убили ее отца под Верденом, из-за чего ей с раннего детства пришлось мыкать горе. Совсем по-иному объяснила она и гибель братьев. По ее словам, один из них утонул в море, во время кораблекрушения, другого убили хулиганы, а муж лишился жизни при авиационной катастрофе.

– С какой целью вы вступили в фашистскую партию? – прервал ее Савандеев.

– Время было такое, – начала оправдываться Элизабет. – После окончания гимназии я не могла найти работы, хотя два года простояла на учете на бирже труда. Членам партии было легче найти работу. Вот я и подала заявление.

– В гитлеровскую армию тоже поступили лишь потому, что не могли устроиться на работу? – съязвил Зильберман.

– Нет. Я окончила школу медсестер, и меня мобилизовали в армию, как и других медиков. Я не солдат, ни с кем не воюю, а только лечу больных и раненых, – ответила Штокман.

– Чтобы они опять вернулись в строй и продолжали проливать нашу кровь?

– Нет, почему же? Долг медицины – спасать раненых.

– Фашистов? – не унимался Зильберман.

– Всех. Мы лечим не только немцев, но и русских. В нашем госпитале и сейчас лечится один русский полковник, – вспомнила Штокман,

– Власовец? – спросил Савандеев.

– Нет, он ваш. Он жил в Москве и преподавал в Военной академии Фрунзе.

До войны Савандеев и сам учился в этой академии и хорошо знал преподавателей. Желая уточнить, кто же из них попал к немцам, он решил подробнее расспросить об этом полковнике.

– Как его зовут? – спросил он.

– Турханов.

Савандеев и Зильберман переглянулись. «Неужели это наш полковник?» – говорили их глаза.

– Имя и отчество? – спросил Зильберман.

– Владимир Александрович, – ответила Элизабет Штокман.

«Должно быть, это он, – подумал Савандеев. – В боях с повстанцами немцы действительно могли ранить его, и он попал в их госпиталь. Надо проверить».

Перед отъездом в Варшаву Савандеев сфотографировал Турханова в группе советских и польских товарищей. Теперь он достал этот снимок и предъявил немке:

– Посмотрите внимательно, нет ли среди этих людей вашего Турханова?

Элизабет без труда узнала Турханова.

– Вот он, – указала она. – Я узнала бы его среди тысячи таких.

– Кто-нибудь из врачей, находящихся здесь, может подтвердить ваши показания?

– Оперировал его профессор Флеминг. Он же был лечащим врачом. Спросите у него, он подтвердит.

С этого момента Элизабет Штокман перестала интересовать Савандеева. Он передал ее конвоиру и приказал привести профессора.

У Флеминга не было оснований опасаться партизан, поэтому, подобно другим врачам, так неожиданно очутившимся в плену, его не мучила бессонница, и ночью он спал спокойно. Правда, пятнадцатикилометровый марш по лесному бездорожью для человека его возраста не прошел бесследно: ноют суставы, болят мозоли, чувствуется ломота в костях, но он особенно не унывал, а по вызову явился почти спокойным. Его тоже встретили спокойно, даже приветливо, выслушали, не перебивая. Рассказал он свою историю без лишних подробностей, но довольно полно и обстоятельно, а когда задали ему вопрос о том, как немецкие военные медики относятся к раненым советским воинам и партизанам, не стал скрывать правды о зверствах фашистов и без принуждений выложил все, что ему было известно о взятий крови у советских людей дли переливания своим раненым.