Николай Иванов - Зачистка

— Тоже пошли, — отследил Яровой боевиков с косогора.

— Ничего, ничего, они сами как на ладони, — ответил, и достаточно громко, для всех, Месяцев. — Они у нас на мушке, а не мы у них. Аркадий, спокойно под броню, — тем не менее отдал тихий приказ сержанту.

— Не…

— Да! — оборвал капитан. — Тихо, спокойно, но вниз. И возьми котенка, не черный ведь. Запомни: если что, уходить по трассе будем в обратную сторону, понял? Они нас там не ждут.

— Товарищ капи…

— Сейчас опустишься младшим сержантом, — не пощадил самолюбия подчиненного комвзвода.

Мог представить обиду и недоумение Ярового, весь выход прикрывавшего командира, а в благодарность получившего угрозу. Сам только недавно пережил нечто подобное от подполковника, но взгляд не притушил. Все конфеты и пряники, наградные листы и благодарственные письма родителям за воспитание сыновей — все по возвращении на базу.

— Опуститесь тогда и сами, — попросил Аркадий уже снизу.

Самому нельзя. На него смотрит из грязи Серега. Главарь в бинокль. Наверняка снайпер в прицел. Ислам с брони. Юра Алмазов, прикрывающий спину сразу всему взводу. Испуганный котенок. Женщины при таком внимании задерут носик, выпрямят спинку, поднимут грудь, изогнут бровь, закатят глазки, оттопырят мизинчики, пойдут от бедра, — и все это одномоментно, себе в удовольствие. А ему, капитану Месяцеву, при таком же раскладе остается надеяться лишь на дымы сзади да Серегу спереди. И благоразумие тех, кто замер у края пашни, не желая марать обувь. Не дрожи, Ислам, будут жить старики, которые ради тебя, под твое слово пошли добровольными заложниками. И у внука все будет прекрасно. А вот невестку все же отвези в больницу. У любой войны всегда есть конец, и надо, чтобы как можно больше родных и близких дожило до этого дня. Легче потом мириться…

И не ему, капитану Месяцеву, думать бы об этом. Мозги должны париться у подполковника с двумя макушками. У веселых незатейливых мужей в пьяном Кремле. У всяких бригадных и прочих самостийных генералов, залезших в чеченские норы. Депутатам… Нет, этим ни о чем думать не надо, пусть сидят в Москве и не мешают людям жить.

— Все нормально, движемся, — сам вышел на связь, пожалев из всех перечисленных лишь комполка. — Но на базе буду утром, уходим в квадрат…

Разверстал истрепанную за несколько выходов карту. Даже их не хватало, воевали не только сами на них до дыр, да еще по дружбе одалживали тем, кто приехал в Чечню позже и вообще не мог получить вшивого листка бумаги с нанесенной местностью. Чем побеждать супостата, начальнички? Цитатами из Суворова? Пробрался сквозь помеченные квадратики к блокпосту «вэвэшников».

Подполковник с ответом не затянул, возможно, даже прорабатывал этот вариант и сам:

— Добро. Не уходи из связи. А завтра возвращаешься на роту. Приказ подписан.

Месяцев шмякнул шлемофон о броню. Засмеялся — злорадно, чтобы отпустили нервы. Дошло! Дошло, кто чего стоит. Но ему, собственно, и на взводе не так уж плохо. Такие орлы достались — до пенсии можно как за каменной стеной просидеть. А роту, интересно, отдадут прежнюю, или пошлют куда-то в новый район? С глаз долой из сердца вон. Но комполка все равно молодец, другой бы на его месте…

— Все, — прокричал механик-водитель, со скрежетом переключая скорость.

Вид поднявшихся из грязи бойцов, словно выросших из земли трех богатырей, напрочь обескуражил боевиков: они загалдели, принялись показывать руками на саперов, вновь вскидывать автоматы. Наверняка высмотрев, что односельчан на первом БМД нет, они просто ждали ее подрыва и остановки всей колонны. А уж потом пошел бы торг. И на чьей стороне козырным тузом выступила бы ночь — к гадалке ходить не надо.

— Давай, давай, — словно гаишники палочкой, автоматами стали крутить и требовать скорости от БМД саперы. — Проскакивай, — крикнули механику первой машины, сами оставаясь сторожить мины, дабы те не скатились с обочины на прежние места.

— Класс! — показал им Яровой выпростанный из люка кулак с зажатым пищащим котенком. — Но пассаран!

— Прыгайте на последнюю, — крикнул капитан Сереге, закрывающемуся рукой от летевшей из-под гусениц грязи. Мелькнули только белки глаз. Белые. Значит, все в порядке.

Боевики, забыв про чистые ботинки, пытались бежать по пашне, но их время уже ушло. Месяцев лишь на мгновение заставил притормозить колонну, наблюдая за посадкой саперов к Алмазову, и снова дал отмашку — к дороге. Вырвались. Не до конца еще, но в любом случае можно вздохнуть свободнее. На асфальте высадить стариков — и каждый своей дорогой. На сегодня. Про завтра будем говорить завтра. Без рожениц. Заняв господствующие высоты.

Подгазовав перед подъемом, БМД взлетела на полотно трассы, проскочила несколько метров, освобождая место для идущих следом близняшек.

— Можно? — подтянулся в люке Яровой, вытягивая себя на волю.

Еще было нельзя, но Месяцев смилостивился. Тем более, намеревался спрыгнуть на дорогу, чтобы попрощаться со стариками и приложить руку к груди: спасибо и извините. А Яровой, как старший машины, должен видеть все своими глазами.

Еще качались от резкого торможения на второй БМД люди, а Месяцев привстал, разминая ноги перед прыжком на землю и поправляя совсем расхриставшийся «броник». Заодно достал сигарету, щелкнул зажигалкой — теперь можно.

И в этот момент раздался выстрел. Один-единственный. Из того дыма, которым десантники, казалось бы, отгородились от бежавших следом боевиков. Тот самый случайный или просто пущенный наугад вдогонку от отчаяния каким-нибудь сумасшедшим, отморозком или, наоборот, расчетливым хладнокровным наемником, отрабатывающим деньги. Разницы теперь уже не было. Но пуля, насмехаясь над дымами и туманом, над расстоянием и грязью, ставшими препятствием для людей, над логикой и разумом, благородством и честью, чистенькой и тепленькой проделала свой земной путь, чтобы найти именно того, кто встал. Пришла не раньше и не позже — тютелька в тютельку. У всех роковых случайностей всегда существует миллион «если», но ни один из них еще никогда нигде не сработал…

Капитан надломился, и благо Яровой уже вылез — выронив котенка, успел ухватить падающего с брони командира, повалить на острую грудь машины. Месяцев тянулся к широкой выемке бронежилета под шеей, откуда уже хлестала от каждого глотка воздуха кровь, и сержант по-граждански испуганно позвал фельдшера:

— Григорий Иваныч! Сюда!

Кроме взлетевшего над дорогой и боевыми машинами прапорщика с медицинской сумкой замерло все. Боевики по щиколотку в пахоте. Старики. Десантники на всех трех БМД. Каждый понимал: гибель командира — это мгновенный ответный удар из всех видов оружия. Это расстрел шеренги бородачей — будут уложены рядком, как при посеве, никто не окажется обделен вниманием. Это выход в связь и огонь артиллерии по селу. Это затолканные внутрь бронетехники Ислам с друзьями, превращенные в настоящих заложников. Это бой с выбегающей из клубов дыма второй группой боевиков и наверняка дымящие от подрывов «бээмдешки». Новые кровная месть и непримиримость.