Леонид Платов - Когти тигра (сборник)

Предстояла разведывательная операция в район горы Индюк — кажется, первая, в которой он участвовал.

Накануне Виктор отозвал меня в сторону.

— Слушай, командир, — говорит он. А сам хмурится и не смотрит в глаза. — Вот письмо. Передай его, пожалуйста, в штаб. Пусть в случае чего отошлют по указанному адресу.

На конверте написано: Москва, улица такая-то, номер дома такой-то, адресат — женщина.

Я не утерпел:

— А кем она доводится тебе, женщина эта? Бывшей женой?

— Нет.

— Невестой?

— Нет.

— Любовница, что ли, твоя?

— Нет, нет и нет! — ответил сердито и ушел.

А когда через несколько дней мы вернулись домой, Виктор попросил, чтобы я вернул ему это письмо, и тут же на глазах изорвал в клочки.

Вот и пойми его!

Но с той поры каждый раз, перед тем как идти в особо опасную разведывательную операцию, он проделывал тот же загадочный церемониал: снова оставлял письмо, а по благополучном возвращении немедленно его уничтожал.

Даже когда в апреле 1942 года разведотдел командировал Виктора в Севастополь, чтобы передать запчасти для рации тамошним разведчикам перед их уходом в подполье, он не забыл оставить мне конверт с надписанным адресом.

(Впрочем, ходил в Крым на подлодке, а погибнуть во время такого перехода было столь же просто, как и в разведывательной операции.)

Письмо, оставленное перед десантом в Эстергом-Тат, по существу предсмертное, я подзадержал немного — ждал оказии. Старшина Микешин собирался в тыловой госпиталь. А ехать ему предстояло через Москву.

«Передаст лично, — решил я. — Расскажет заодно и о гибели. Так все же оно будет деликатнее…

И потом, к чему спешить с плохим известием, тем более что адресат письма, эта Нина Ивановна Кондратьева, не была Виктору ни женой, ни невестой, ни любовницей…»

Старшине второй статьи Микешину не повезло с этим поручением. Он предпочел бы получить наряд вне очереди или даже отсидеть на гауптвахте: до смерти боялся женских слез, истерик, обмороков. И разве нельзя было, спрашивается, отослать письмо по почте?

Нет, батя строго-настрого приказал вручить непосредственно адресату.

— И помни, Микешин, — добавил он, — чтобы не увертываться и не ловчить! Чтобы не отговаривался потом: не застал, не нашел… Вручи лично, понял? И если понадобится, ответь на вопросы. Полагаюсь на твою совесть разведчика.

— Есть, батя, — сказал Микешин, но не удержался и громко вздохнул.

По указанному адресу женщина эта не проживала — несколько лет назад она переменила квартиру. Но и на новом месте ее не оказалось. Соседи объяснили: работает врачом в военно-морском неврологическом госпитале, не приходит домой иногда по двое, а то и по трое суток.

Поразмыслив, старшина решил предварительно позвонить в госпиталь. Надо же как-то подготовить человека к тяжелому известию, хоть немного самортизировать удар.

— Попрошу к телефону врача Кондратьеву!

— Кондратьева слушает.

— Здравию желаю. Обращается старшина второй статьи Микешин. Нахожусь в Москве проездом. Командир отряда приказал лично передать вам письмо младшего лейтенанта Колесникова.

— Виктора?! С ним что-то случилось?

Микешин выдержал паузу, покашлял в трубку, ответил сдержанно:

— При встрече об этом разрешите доложить.

И вдруг на том конце провода низкий женский голос сказал уже не встревоженным, а утвердительным и каким-то безнадежным тонем:

— Он погиб…

Микешину показалось, что их разъединили.

— Але, але! Товарищ Кондратьева! Вы слушаете? Куда вы пропали?

Женщина ответила:

— Я никуда не пропадала. Я вас слушаю.

Но голос у нее был приглушенным и очень медленным.

— Попрошу адресок вашего госпиталя. Записываю…

— Сейчас… А когда Виктор погиб?

— Двадцать первого марта сего года.

— Почти месяц назад… А я не знала…

Старшину встретила в вестибюле худая женщина с узкими, чуть вкось поставленными глазами. Белый докторский халат ее был распахнут. Под ним виднелся флотский китель с погонами не то майора, не то подполковника медицинской службы.

Микешин выпрямился, сдвинул каблуки, представился:

— Старшина второй статьи Микешин. Прибыл для вручения письма покойного младшего лейтенанта…

Тут он малость не рассчитал. Ее, видно, ударило по нервам слово «покойный», но она справилась с собой, коротко кивнула и протянула руку за письмом. Потом очень медленно, как будто даже нехотя или боязливо, распечатала конверт.

К удивлению старшины, внутри, на листке бумаги, оказалась одна-единственная фраза, состоявшая из пяти или шести слов. Он деликатно отвел глаза.

Но почти сразу же его окликнул слабый голос:

— Товарищ! Как это случилось?

Микешин принялся рассказывать со свойственной ему добросовестностью. И вдруг показалось, что Кондратьева его не слушает. Она сидела совершенно неподвижно, смотря куда-то поверх его плеча, бессильно уронив на колени руку с письмом.

Кстати, он представлял ее себе почему-то некрасивой, чуть ли не уродиной. Нет, женщина как женщина, только лицо очень бледное, усталое. И разговаривала, почти не разжимая губ. Вообще она была слишком прямая, негнущаяся в своем халате, как бы сплошь стерильная, заледеневшая, будто ее только что вынули из холодильника. И хоть бы слезинку уронила!

Из-за нее, стало быть, и не женился младший лейтенант, прожил до смерти холостяком. Чудно! Нашел кого полюбить!

Микешин подождал немного: не будет ли каких-нибудь дополнительных вопросов? Женщина выглядела странно безучастной, по-прежнему молчала.

Наконец, недоумевая, старшина второй статьи осторожно кашлянул и начал приподниматься со стула.

— Разрешите быть свободным?

— А?.. Да, да, конечно. Спасибо, что передали письмо…

И он с облегчением ушел из госпиталя.

Непонятная, однако, женщина была у младшего лейтенанта! Конечно, очень хорошо, что обошлось именно так: тихо, мирно, без истерик и обмороков. А может, для нее все же лучше было бы выплакаться сразу, даже поголосить немного по умершему, как это делают бабы в его, Микешина, деревне при получении похоронки?

Или она по-настоящему не любила младшего лейтенанта?..

Старшина ушел, а оцепеневшая от горя женщина осталась сидеть одна, держа в руке четвертушку бумаги. Там была всего одна фраза, написанная размашисто, второпях:

«Ты была мне очень нужна…

Виктор».

Вот и все! Запоздалое признание в любви, несколько коротких прощальных слов…

«Умер! Виктор умер! Но этого не может быть! Я не хочу, чтобы он умер! Ведь мы должны были еще встретиться. Обязательно встретиться и объясниться. Неужели Виктор умер, думая обо мне, что я плохая, легкомысленная?»

Ей показалось, что она вскрикнула или громко застонала.