Анатолий Иванкин - Последний камикадзе

Советская военно-транспортная авиация несла огромную нагрузку. На нее было возложено снабжение передовых танковых отрядов горючим и боеприпасами. Экипажи вылетали на задание в любую погоду. Позже на транспортников возложили и другую, не менее важную задачу — высадку тактических десантов в японские тылы. Десант из 225 человек под командой майора Челышева захватил мукденский аэродром и город Мукден, приняв капитуляцию многочисленного японского гарнизона.

На аэродроме был захвачен самолет и пленен экипаж вместе с важными пассажирами. Один из них, высокий круглолицый мужчина в очках, узкоплечий и широкобедрый, в полувоенной форме хаки, оказался императором марионеточного государства Маньчжоу-Го Генри Пу И. В составе свиты, собиравшейся вылетать в Японию, был задержан и главный советник, фактический правитель Маньчжурии, японский генерал-лейтенант Иосиока.

Русские танкисты, вышедшие к аэродрому Шиньян, стали свидетелями нелепой трагической смерти. Увидев русские танки на окраине своего аэродрома, из дежурного звена взлетела тройка истребителей И-97. В четком сомкнутом строю они прошли бреющим полетом над аэродромом, затем, выполнив групповую петлю, все три машины врезались на пикировании в центр взлетной полосы.

— Что они этим хотели доказать? — задумчиво спросил усатый десантник, восседавший на броне тридцатьчетверки, обращаясь к башенному стрелку, тоже наблюдавшему из раскрытого люка сцену группового самоубийства. Стрелок в черном танкистском шлеме тщательно заплевал окурок самокрутки, отшвырнул его щелчком подальше от танка и сказал равнодушно:

— Так то ж самураи. Им их микадо запретил сдаваться в плен. А они по своей темноте его за бога считают.

Командир танкового батальона, прорвавшегося к аэродрому Шиньян, достал из кармана черного комбинезона носовой платок и вытер вспотевшее лицо.

— Доложи командиру бригады, что задание выполнено, — сказал он радисту. — Спроси, какие будут дальнейшие указания. — Комбат поднес бинокль к глазам и посмотрел в центр взлетной полосы, где еще не развеялся дым от взрыва японских самолетов, столкнувшихся с землей. — Ничего не осталось, все разнесло, — сказал он, передавая бинокль замполиту. — Вот это зрелище! Даже в цирке такого не увидишь. Что думаешь, комиссар, это геройство или бронебойная глупость?

Капитан-танкист с двумя рядами орденских планок на щегольской габардиновой гимнастерке вернул ему бинокль и задумался.

— Думаю, командир, что это не то и не другое. Этот вопрос нужно рассматривать глубже. Чтобы решиться на такое, нужно иметь или большое мужество, или великую душевную травму. В данном случае я вижу второе. То есть душевную депрессию плюс религиозный фанатизм…

Услышав интересный разговор, к машине комбата подошли командиры рот и уселись в тени под танком.

Худощавый лейтенант в кирзовых сапогах с широкими голенищами достал из кармана расшитый кисет с махоркой и пустил по кругу.

— Угощайтесь, перед самым началом японской войны из дома прислали.

— А мне брат говорил, что смертники у японцев были еще на Халхин-Голе, — включился в разговор второй командир роты.

— А там что, разве не самураи воевали? — спросил замполит. — Только за что отдают свою жизнь японские смертники? За императора? За спасение империи? Не очень-то много находится таких. А чтобы закрыли своей грудью амбразуры дотов, как Александр Матросов, Василий Колесник, Александр Фирсов, во всей японской армии не отмечено. — Замполит загасил козью пояску. — Крепковат табачок.

— Слабого не держим.

— Товарищ майор! — окликнул комбата радист, выглянувший из люка. — Вас вызывает на связь ноль первый. Будет ставить новую задачу.

Комбат, надев на голову танковый шлем, ловко забрался внутрь тридцатьчетверки.

Офицеры, расстегнув планшеты, зашуршали картами. Они были готовы идти дальше.

После 20 августа японцы почти повсеместно прекратили военные действия. За две недели войсками Красной Армии была разгромлена главная группировка сухопутных войск Японии и освобождена территория, равная площади тридцати таких островов, как Гуадалканал, за который американцы сражались полгода.

В результате разгрома Квантунской армии Япония лишилась реальных сил и возможностей для продолжения войны.

Вопреки заверениям японской пропаганды, утверждающей, что весь народ полон решимости сражаться до конца, никто не хватался за бамбуковые копья, никто не стремился к претворению в жизнь стратегии «дождевого червя» [63] План ведения партизанской войны в случае высадки американских войск на Хонсю. и плана «Яшма вдребезги». Измученный войной японский народ очнулся от пьяного угара шовинизма и с покорностью ожидал дальнейшей развязки событий.

Остатки разгромленной советскими войсками Квантунской армии неудержимо катились на юг, теряя оружие, тысячи солдат и технику. Япония оказалась без сухопутной армии, без сил, способных защищать землю даже от сравнительно малочисленных десантов американцев.

Бронированные эскадры американских кораблей бороздили прибрежные воды Японии, отрезав империю от всех источников снабжения сырьем. Стаи американских самолетов почти безнаказанно висели в небе.

Здравомыслящим людям было ясно, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Продолжали сражаться одни фанатики, выполняя кодекс бусидо: «Самурай должен или победить, или умереть на поле сражения».

Такие, как Ясудзиро, поняли, что им осталось только второе «или». Остатки японского флота и авиации оказались без топлива. Сложные механизмы кораблей и самолетов обратились в бесполезные груды металла.

Подземные ангары авиаотряда «Горная вишня» были заполнены самолетами «ока», полученными уже после гибели третьего набора отряда. Эти «летающие гробы» так и не дождались своих командиров. Летные школы, лишившись бензина, перестали функционировать. Они теперь были не в состоянии выдать даже той сырой, полуобученной продукции, «начинки для летающих гробов», за счет которой пополнялись авиационные отряды смертников.

18 августа Ясудзиро отправил в полет, из которого не возвращаются, последнюю группу — четырех камикадзе. С гибелью этих юнцов-недоучек, пожелавших обрести бессмертие, отряд «Горная вишня» практически прекратил существование. В живых остались один Ясудзиро и несколько летчиков из числа экипажей самолетов-носителей. Пожелав приятной смерти последним своим подчиненным, Ясудзиро подумал о том, что наступил и его час проявления высшей воинской доблести. Долг самурая повелевал ему идти туда, куда ушли все летчики «Горной вишни», а гибель близких призывала к мести.