Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

12 мая с аэродрома, расположенного на западе Германии, ночью стартовал «мессершмитт», пилотируемый человеком, не слишком уверенным в своем летном мастерстве. Он прибыл на аэродром в сопровождении командира авиагруппы. У этого человека на комбинезоне не было знаков различия, но, по-видимому, он был большим бонзой, раз командир авиагруппы оказывал ему всяческие знаки уважения. На костлявом лице инкогнито застыла несмываемая печать высокомерия, но глубоко посаженные глаза, почти скрытые густыми черными бровями, были неспокойны. По его поведению можно было догадаться, что он взялся за дело, исход которого оставался не ясен.

Взлетевший самолет быстро растворился в темноте. «Мессершмитт» пилотировал ас первой мировой войны Рудольф Гесс, единственный друг фюрера, которому разрешалось к нему обращаться на «ты».

Глубокой ночью армейский патруль в Шотландии задержал летчика, получившего травму при приземлении с парашютом. Поврежденная нога не позволила ему удалиться далеко от обломков «мессершмитта». После ареста он назвал себя и попросил доставить в Лондон для встречи с кем-либо из членов правительства. Но переговоров на высоком уровне не получилось. После допроса Гесс был препровожден в тюрьму.

Узнав о провале миссии Гесса, фюрер приказал объявить его сумасшедшим и расстрелять лиц, способствующих его «побегу». «Тем хуже для вас, мистер Черчилль. Вы еще раз оттолкнули мою руку. Я этого никогда не прощу Англии! Я достану до вас из Москвы!» — Гитлер в ярости грыз ногти. Даже люди из ближайшего окружения в этот день сторонились его.

На совещании в Бергхофе, где Гитлер ознакомил своих фельдмаршалов с планом «Барбаросса», они не удержались от восторженных возгласов, а обезумевший от радости рейхсмаршал Геринг взобрался на стол и учинил каннибальскую пляску. Зрелище было малопривлекательным: тучный человек топал слоновьими ножищами в лакированных сапогах, испуская восторженные вопли. Все давно привыкли к эксцентричным выходкам «наци номер два» и этому не удивлялись.

Поднятием руки Гитлер успокоил расходившиеся страсти и продолжил совещание.

Фюрер говорил, расхаживая по кабинету. Хотя на трибуне лежали какие-то пометки, написанные крупными буквами, он ни разу не взглянул на свои каракули («сверхчеловек» писал детским почерком).

— На первом этапе войны с Россией, — говорил Гитлер ровным голосом, — мы используем всю нашу авиацию. Поэтому приказываю эскадры перебросить на восток согласно планам передислокации. Против Англии мы оставим заслоны из минимального числа истребителей. Посла разгрома русской армии в приграничном сражении мы вернем бомбардировочные эскадры и часть истребителей назад во Францию и Фландрию. На востоке мы оставим только соединения, которые будут непосредственно поддерживать войска. Я имею в виду пикировщиков, военно-транспортную авиацию и некоторое количество истребителей.

— Мой фюрер, — поднялся Геринг, выждав момент, когда Гитлер сделал паузу, — восемьсот самолетов в месяц, которые мы сейчас производим, явно недостаточно для войны с Россией. Нам нужно выпускать тысячу бомбардировщиков и тысячу истребителей в месяц. Тогда мы будем в состоянии господствовать в воздухе и выполнять все заявки наземных командиров.

Гитлер жестом попросил его сесть:

— Боеготовность русских ВВС в настоящее время оценивается нами как весьма ограниченная… Считаю, что русские попытаются преодолеть свою слабость, но темпы нарастания мощи будут «азиатскими» из-за их организационного несовершенства. До конца сорок первого года мы обойдемся без развертывания авиационной промышленности. А в случае необходимости я прикажу демобилизовать из сухопутных сил полмиллиона человек и переброшу их на авиационные заводы.

Геринг беззвучно захлопал в ладоши, выражая радостное согласие со словами фюрера. Но Удет, на ком лежала ответственность за обеспечение ВВС самолетами, сжал губы и еще больше замкнулся. Он представлял, во что обойдется это решение Германии, если вместо блицкрига начнется большая война с Россией. После этого Гитлер ознакомил присутствующих с директивой по боевому использованию авиации. Нового в ней было мало. Рекомендовалось придерживаться тех методов, которые оправдали себя в «молниеносных войнах» на западе:

— 1-й Воздушный флот должен действовать с группой армий «Центр» на направлении Восточная Пруссия — Ленинград;

— 2-й флот — на направлении Польша — Москва;

— 4-й флот — из Румынии на Крым, Днепр и Дон;

— 5-й флот с баз Норвегии и Финляндии должен оказывать помощь войскам, наступающим на Мурманск, и уничтожать морские конвои.

Закончив совещание, Гитлер взглянул на часы. Секундная стрелка мчалась по циферблату, с каждым скачком приближая «день J» — начало вторжения в Россию.

На миг Гитлеру сделалось страшно от своего решения. Он вытер холодный пот с побледневшего лица и тут же взял себя в руки. Ведь генеральный штаб скрупулезно подсчитал все. Россия не сможет выдержать ударов его танковых дивизий, которые войдут в ее тело, как входит нож в сливочное масло. «Россия — это колосс на глиняных ногах», — внушал он себе, пытаясь обрести былую уверенность.

Кивком Гитлер отпустил собравшихся. Ему захотелось побродить по лужайке в одиночестве.

Аэродромный узел Демблин был забит «мессершмиттами» и «юнкерсами», но с запада подходили все новые группы «хейнкелей» и пикировщиков Ю-87.

— Герр оберст, — позвонил Келленберг командиру эскадры «Хорст Вессель», — нужно что-то предпринимать. На аэродроме стало тесно, как в гробу. Нас так загородили «штуками», [54] «Штука» — название Ю-87, st — sturm, ka — Kampffugzag — самолет-штурмовик. что по тревоге я не смогу вырулить для взлета.

Начальство быстро отреагировало на жалобу Келленберга и выставило его авиагруппу из Демблина на полевой аэродром, расположенный рядом с советской границей. Там жили в палатках и штабных автобусах без всяких удобств и развлечений.

Руди Шмидт уговорил Ганса Хенске прогуляться на хутор, расположенный неподалеку, «для организации женского вопроса». Вернулись они разочарованными. Оказывается, всех поляков отселили от границы, и на хуторе они нашли только дряхлого деда, не понимающего ни слова понемецки.

Километрах в семи от аэродрома протекал Буг, за которым в бинокль можно было различить форты русской крепости Брест-Литовск. [55] Устаревшее название Бреста, нанесенное на германские карты. Укрепления, сложенные из красного кирпича, чем-то напоминали Карлу кенигсбергские форты «Принц Альберт» и «Принцесса Луиза».

На советской территории было спокойно: не заметно, чтобы к границе подтягивались войска. Зато на немецкой стороне все леса и населенные пункты забили пехота, танки, артиллерия.