Лео Кесслер - Батальон «Вотан»

Однако Шварц все еще оставался на ногах. Скаля зубы, он поливал противника очередями из автомата. Его глаза сверкали жаждой убийства. Новый взрыв едва не повалил Шварца на пол. Фон Доденбург вцепился ему в руку.

— На пол, вы, чертов идиот! — заревел он, перекрикивая шум.

— Мы должны пройти! — крикнул Шварц, вставляя в «шмайссер» новый магазин. — Орудийные башни — Шестая армия!

— Знаю, знаю! — закричал фон Доденбург и сильно пнул Шварца по ноге.

Когда тот упал, фон Доденбург бросился на него, накрыв его собой. Пули свистели над их головами.

— Оставайтесь здесь, — крикнул он и на мгновение оцепенел, когда от задней части его каски срикошетировала вражеская пуля. — Мы не можем пройти через эту баррикаду. Они просто перебьют нас всех. — Он скатился с него, прокричав: — Все за угол! Мы прикроем вас! Шварц, огонь!

Он не мог стрелять из автомата из-за раны в плече, но, неловко переложив пистолет в левую руку, начал вести огонь из «вальтера», в то время как Шварц выпустил длинную автоматную очередь. Оставшиеся в живых эсэсовцы поспешно кинулись назад в поисках хоть какого-то убежища, в то время как двое офицеров прикрывали их, постепенно отступая по коридору, усеянному телами мертвых немцев. Наконец им удалось повернуть за угол, где бельгийские пули больше не доставали их. Фон Доденбург рухнул на пол, измотанный и огорченный. Бельгийцы все же сумели остановить их!

Треск вражеских автоматов немедленно прекратился. Прекратились и разрывы артиллерийских снарядов наверху. Фон Доденбург заставил себя подняться с пола и сесть. Он поднял руку над головой, пытаясь остановить кровотечение. Правая сторона его кителя уже была мокрой от крови, но рана продолжала кровоточить. Он несколько раз моргнул и всмотрелся в своих людей. Когда они вступали в бой, рота насчитывала более двухсот человек. За последующие тридцать два часа от них осталось только тридцать. Эта мысль пронзила его. Последним усилием воли он заставил себя собраться и подумать. Что, черт возьми, теперь делать?

Жалко скрючившись у противоположной стены, Мясник отбросил в сторону тяжелый огнемет и жалобно стонал, ухватившись за раненую руку.

— Заткнись, жирный ублюдок! — заорал Шульце. — Эти бельгийцы почти оторвали мне яйца, я же не ною! А ты тут со своей царапиной!…

Внезапно он замолчал, услышав звук тяжелых, подбитых гвоздями ботинок, осторожно крадущихся за поворотом коридора. Там кто-то шел. Эсэсовцы замерли, крепко сжав оружие.

— Слушайте, немцы! — обратился к ним хриплый голос на превосходном немецком языке. — Вы должны сдаться. У вас нет шансов. На решение у вас пять минут.

Внезапно голос стал приглушенным.

— А сейчас вы узнаете, что будет, если вы не подчинитесь.

Из-за угла влетел маленький круглый предмет и ударил в стену.

— Граната! — закричал кто-то.

Они отчаянно вжались в пол, но смертельное металлическое яичко так и не взорвалось. Вместо этого оно стало испускать облако густого дыма.

Удивительно, но первым на этот странный предмет отреагировал Мясник. Здоровой рукой он ухватил это небольшое металлическое яйцо и бросил его туда, откуда оно прилетело. В следующий момент он начал ужасно кашлять. Солдат, который находился рядом с ним и тоже вдохнул густые пары, мгновение спустя закашлялся, согнувшись пополам и пытаясь втолкнуть воздух в заполненные дымом легкие.

Шульце посмотрел на фон Доденбурга, его лицо исказилось от ужаса.

— Газ! — завопил он. — Это газ, господин офицер!

Фон Доденбург почувствовал, что у него по спине пробежали холодные мурашки.

— Газ! — повторил он. — Они не посмеют! — Но слабый запах горького миндаля подсказал ему, что он зря на это надеется. Свой противогаз он оставил на вершине форта еще до того, как начал спускаться к первой башне. Но у большинства остальных на поясах висели рифленые металлические контейнеры с противогазами.

— Надеть противогазы, — приказал он, понимая, что они выживут, а он вот-вот начнет медленно задыхаться.

— У меня его нет! — в панике закричал кто-то.

— И у меня нет.

— A y меня в подсумке бутылка коньяка!

Со всех сторон испуганные голоса подтверждали, что солдаты сделали то же самое, что и их предшественники во время польской кампании — бросили тяжелые противогазы как ненужное бремя и заполнили подсумок лишней едой, личным имуществом или выпивкой.

— Ладно, ладно. — Фон Доденбург поднял здоровую руку, чтобы остановить панику. Он знал, что, если он не сможет успокоить их, они совершенно сломаются; тогда ничто не сможет предотвратить их капитуляцию. Он помнил, что сделал батальон его отца, когда союзники применили против него химическое оружие в 1918 году, а никаких средств защиты не было. — Прекратить панику. Есть выход. Пусть каждый возьмет по тряпке и сделает маску, закрывающую рот. Поторопитесь!

Он оторвал полосу от своей рубашки. Затем он расстегнул ширинку брюк и сел поверх тряпки, широко расставив ноги.

— Теперь помочитесь на нее! — Затем фон Доденбург взял намокшую тряпку и без колебания обвязал ее вокруг рта.

Они быстро последовали его примеру. С панической поспешностью они отрывали куски одежды и расстегивали ширинки; вскоре все сидели и мочились на носовые платки или клочки рубашки, которые затем обматывали вокруг ртов.

Они сделали это как раз вовремя. Вскоре к их части коридора подкатилась еще одна химическая граната. Прежде чем она остановилась, Шварц аккуратно пнул ее, отсылая назад. Но за ней летели другие.

Несмотря на импровизированные маски, густые пары начали заползать в легкие. Все больше смертельных снарядов приземлялись посередине коридора, ноги будто плыли в густом белом тумане, легкие начали гореть. Фон Доденбург закашлялся. Ему казалось, что грудь проткнули раскаленным прутом. Глаза ломило, слезы слепили его. Куно рванул воротник. Он задыхался. Дым поднимался все выше. Кто-то закричал и, прежде, чем его смогли остановить, перебежал за угол к врагу.

Зря. Послышалась очередь. Бегущий в отчаянии взмахнул руками и остановился. В течение одного долгого мгновения он стоял, после чего начал медленно опускаться на пол, в густой туман.

Другой солдат упал на колени, маска косо висела у него на лице. По подбородку потекла тонкая кровавая полоска — там, где он прокусил губу в последней отчаянной попытке не вдыхать смертельные пары. Медленно, но неизбежно его колени начали опускаться к полу. Фон Доденбург пораженно, как будто загипнотизированный, наблюдал его кашель, скручивающий судорогами тело, и слезы, текущие по щекам. Наступала его очередь. Куно чувствовал, как подгибаются колени. Он чувствовал себя слабым, как ребенок. Оберштурмфюрер схватился за горло и попытался остановить газ, проникающий в легкие. Его поглощала красная тьма. Вокруг него все медленно опускались на пол. Как при замедленной съемке, автомат выскользнул из пальцев Шварца и загремел, ударившись об пол. Безумные глаза унтерштурмфюрера, сверкающие над маской, закатились. Колени начали подгибаться. Он медленно начал оседать в туман.