Александр Насибов - Возмездие

Эмигрировавшего за океан Бенеша сменил на посту президента Чехословакии Эмиль Гаха.

И вот пришел и его черед.

Канарис видел: сейчас Гитлер держится иначе, чем в сентябре 1938 года. Он спокоен, полон достоинства, даже корректен. Еще бы!

Чехословакия, у которой отторгнуты районы с крупными военными заводами, перестала существовать западная оборонительная линия и деморализована армия, — это уже другая Чехословакия!..

Разговор начал Гаха [10] Диалог Гаха Гитлер приведен по записям министерства иностранных дел нацистской Германии. .

Сидя на краешке кресла, беспомощный, жалкий, он робко заявил, что благодарен Адольфу Гитлеру за приглашение приехать и за встречу с ним, которая, несомненно, будет иметь важное значение для судеб чехов и словаков. Ему известны претензии Германии, он готов обсудить вопрос о некоторых территориальных уступках в пользу великого западного соседа.

Выслушав, Гитлер ответил. Он весьма сожалеет, что вынужден был просить господина Гаху приехать — президент стар, ему уже за семьдесят. Но это необходимо. Эмиль Гаха принесет большую пользу своему народу, ибо…

Здесь Гитлер, сделав паузу, встал с кресла.

— Ибо, — сказал он, — вот-вот иссякнет терпение Германии, и она начнет интервенцию!

Канарис вновь подавил улыбку. Несколько часов назад отряды СС [11] СС — охранные отряды, террористические банды гитлеровской партии. перешли границу и ворвались в чешские города Моравска Острава и Витковичи. Фактически оккупация началась. О вторжении известно всем, кроме разве Гахи и Хвалковского, которые в это время были на пути в Берлин.

Отправляясь на свидание с германским канцлером, Гаха был готов к самому худшему. И все же слова Гитлера ошеломили его. Задыхаясь, он пытался расстегнуть пуговицы жилета, но руки плохо повиновались.

Его министр иностранных дел дрожащими руками отщелкивал замки портфеля и выкладывал на стол какие-то документы.

А Гитлер был спокоен. Быть может, президент все еще надеется на вмешательство великих держав? Какая чепуха! Лондон и Париж, занятые своими делами, и не думают о Чехословакии. Там равнодушны к ее судьбе.

Доказательства? Их сколько угодно. Впрочем, высокий гость и сам отлично понимает, что дело обстоит именно так. Он, Гитлер, сожалеет о случившемся, ибо верит в честность и прямодушие господина Гахи и господина Хвалковского. Но, увы, не таковы остальные чехи. Поэтому никакие территориальные уступки не устроят Германию. С восточной опасностью следует покончить раз и навсегда. И это будет сделано сегодня же.

— Сегодня! — простонал Гаха.

— Да! Мое слово неизменно, и я уже дал его германскому народу. Моя армия вступит в Чехословакию в шесть часов утра. В это же время имперский воздушный флот займет чешские аэродромы.

Гаха открыл было рот, чтобы ответить, но Гитлер сделал знак Канарису.

Адмирал встал, расправил плечи.

— Я должен информировать господина Гаху и господина Хвалковского, — медленно проговорил он. — Против каждого чехословацкого батальона имеется германская дивизия полного состава. Высокие гости должны уяснить, что сопротивление бессмысленно.

— Сопротивление преступно, — прибавил Гитлер. — Прольется море крови вашего народа, господин президент. Надеюсь, бедствие будет предотвращено.

— Что же нам делать? — прошептал Гаха, поднимаясь на трясущихся ногах.

Герман Геринг, уже давно нетерпеливо ерзавший в кресле, встал, вскинул стиснутые кулаки. Его искаженное злобой лицо было цвета моркови. Казалось, воротничок сорочки вот-вот перережет набрякшую кровью шею.

— Что делать? — прорычал он. — Убираться в отставку, вот что. Ко всем чертям! Вместе со всем вашим правительством!

— А время не ждет, — сказал Гитлер, постукивая ногтем в такт секундной стрелке часов, которая уже начала отсчитывать второй час новых суток.

К президенту приблизился Риббентроп. Элегантный, изящный, полная противоположность грубому Герингу, он раскрыл перед Гахой папку из белой лакированной кожи.

Гаха прочитал:

“Президент чехословацкого государства вручает с полным доверием судьбу чешского народа в руки фюрера германской империи…”

Гаху стала бить дрожь. Риббентроп протянул перо, ободряюще улыбнулся.

И Гаха не выдержал.

Взяв перо, он подписал приговор своему государству и народу.

В городах Германии толпы фашиствующих молодчиков бесновались вокруг трибун, с которых выкрикивали речи функционеры НСДАП [12] НСДАП официальное название фашистской партии. . Повсюду — из окон, с балконов и крыш, с телеграфных столбов и деревьев — свешивались нацистские флаги: длинные полотнища цвета запекшейся крови с белым кругом и черной свастикой посредине. Газеты кричали о новой великой победе гения фюрера: перестала существовать враждебная Чехословакия, вместо нее создан протекторат Бемен унд Мерен [13] Бемен унд Мерен — Богемия и Моравия и “свободное” словацкое государство.

Сам фюрер, только что вернувшийся из Праги, принимал многочисленных посетителей в своей берлинской резиденции.

Это было длинное приземистое здание, расположенное к юго-западу от рейхстага и Бранденбургских ворот. Старый друг Гитлера архитектор Альберт Шпеер строил его по высочайшему повелению и денег не жалел. Итальянский мрамор и мелкозернистый гранит Боснии, испанская бронза, ценнейшие сорта дерева из Африки и обеих Америк — все было к его услугам. На строительство согнали лучших каменотесов, резчиков, полировщиков. Глава восточного княжества прислал для кабинета Гитлера огромный ковер. Правители и царьки некоторых других стран, заискивавшие перед Германией, тоже не пожелали остаться в стороне — в Берлин потоком шли картины, скульптуры, экзотические растения…

А здание получилось нелепое. Снаружи оно смахивало на казарму, внутри же казалось обителью разбогатевшего бюргера, где все назойливо лезет в глаза.

Такой была пресловутая новая имперская канцелярия, гордость фюрера.

Сегодня сюда со всех концов города двигались вереницы автомобилей. Они подкатывали к главному подъезду здания, выходившему на Фоссштрассе, и останавливались возле массивного четырехколонного портика с бронзовыми изваяниями по углам. Обе скульптуры изображали обнаженных атлетов. Один — с коротким тевтонским мечом, — по мысли скульптора, олицетворял вермахт; другой держал в руке горящий факел и назывался “партия”.

Из машин с индексами ОКВ, ОКХ, ОКМ, ОКЛ [14] ОКВ, ОКХ, ОКМ, ОКЛ — верховное командование вооруженных сил, главные командования сухопутных войск, военно-морского флота и военной авиации в гитлеровской Германии. и с флажками СС вылезали генералы и адмиралы — выбритые до синевы, надушенные, в парадных мундирах, при орденах и парадном оружии. Сопровождаемые адъютантами, они поднимались по ступеням портика, проходили между двух часовых с карабинами на плече и исчезали в здании.