Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 1

Как-то прислал мне письмо инвалид Великой Отечественной войны Николай Дмитриевич Хватов. Пишет, что никто не хочет ему помочь, всюду, куда он ни обращается, даже не желают и слушать о том, что ему нужна путевка на санаторно-курортное лечение. Думаю, чтобы человеку помочь, надо поехать и разобраться на месте, хотя дел в Комитете и без того невпроворот. Тем более что приходится много разъезжать по стране. Звоню по указанному в письме телефону. Трубку берет ветеран. Сообщаю, что хочу заехать к нему, договариваюсь о встрече.

И вот я у него дома. Если бы читатель видел радость этого позабытого, позаброшенного человека! Но если бы читатель видел меня, то он прочувствовал бы мое состояние: передо мной на платформе-коляске стояло только туловище человека с головой и руками. Я не знал и не предполагал, что ноги у него отрезаны до основания. Конечно, к своему положению за 50 с лишним лет он уже привык, хотя страдания его просто неописуемы. Но больше всего страдает он от бездушия и невнимания, бюрократических проволочек и даже презрительных взглядов. А ведь он совершил подвиг!

Каждый раз, когда у меня бывают встречи, я переживаю все заново. И тогда невольно вновь вспоминаю госпитальные разговоры с ранеными и больными, вообще с теми ранеными фронтовиками, что честно и добросовестно исполнили свой долг и были вправе ожидать, что этот долг будет оплачен им сторицей.

Почему-то особенно мне запомнился младший лейтенант Митин из Холмогор Архангельской области. Русый, голубоглазый богатырь. Ему отрезали ногу. Были мы с ним одногодки. Как-то сидим с ним, и он рассказывает:

— Принесли меня на носилках. Сняли гимнастерку, сняли бинты, наложенные поверх брюк, распороли брюки… Левая нога страшно болела от множества осколков, но когда я глянул — она вся синяя и в два раза толще правой, то почему-то подумал: все, пришел мой конец. В бою не погиб, а после боя затянули лечение раны — и вот результат. Врач говорит: «Придется ногу отнять, чтобы тебя спасти». Я ответил: «Делайте что хотите», а сам подумал о Настеньке: как же она меня, безногого, примет? Хорошая она. Мы очень любили друг друга. Но куда я ей такой? Она теперь, наверное, пойдет за Сашку. Он тоже за ней ходил. На фронт не послали, был на броне — работал в Мурманском порту крановщиком.

Алеша был мне очень симпатичен, и я не избегал общения с ним, хотя разговоры, как и с другими, всегда были одни и те же — тяжелые и гнетущие. Но с ним мне почему-то было легче, чем с другими. И я старался его утешить, как мог, и вселить веру в то, что Настенька и такого его будет любить, дюжину детишек подарит и жить они будут вместе долго и счастливо. Наверное, он ждал этих слов, он просто не мог без них, я это чувствовал. Однажды я ему после обычных утешений вдруг говорю:

— Я тебя, Алеша, не хотел расстраивать, но меня в твоем деле другое, более важное, беспокоит…

— А что именно? Говори же быстрей, не тяни!

— Смотрю на твои веснушки и думаю: вот это может стать препятствием к свадьбе, это факт.

— Так и у Настеньки их полно, и не только на мордашке, а и на плечах.

— Так, значит, и ваши дети будут в веснушках?

— Ну да! Пусть будут в веснушках, зато не потеряются. А вообще лишь бы здоровые были да работящие и родителей своих любили, как мы с Настенькой.

Мы дружно расхохотались и разошлись. А у меня свои заботы. «Завалили» фрицы меня капитально. Уже проходит третий месяц, а я все в госпитале. Парафин, массаж и другие процедуры не дают эффекта. Все мне надоело. Да и война вот-вот должна кончиться, а я вылеживаю тут на казенных харчах! На утреннем обходе врачей я попросил выписать меня в часть. Врач сказал, что он согласен с тем, что в последние дни никакой динамики нет. И добавил:

— Но вы можете пройти военно-врачебную комиссию, она дает такие ограничения.

— Мне не нужны никакие ограничения.

— Тогда пишите рапорт.

Пока врач осматривал других, я написал и вручил ему ходатайство о направлении меня в мою часть в связи с выздоровлением. Доктор скептически посмотрел на листок, повертел его в руках, видно, хотел что-то по этому поводу сказать, потом выпалил:

— Хорошо, завтра отправим.

Я шел за ним до самой двери и радостно его благодарил. Врач обернулся, пожал мне руку, приветливо улыбнулся вместе с сестрами и пожелал успеха.

А через два дня я на перекладных добрался до полка. Меня не забыли, ждали, чем растрогали до глубины — ведь больше трех месяцев держали место за мной! Возможно, потому, что были в обороне, а сама оборона приняла позиционный стабильный характер. Но, в общем, мне повезло. Да и не только в этом. После того как A. M. Воинков наконец кончил тискать меня в объятиях, он вызвал других заместителей командира полка (а моя должность тоже значилась как заместитель командира полка) и сказал:

— Начальник штаба, читай!

Васькин развернул документ и торжественно зачитал о том, что я награжден орденом Красного Знамени. Это уже был второй подобный орден, а всего четыре. Николай Королев, адъютант командира полка, разлил нам по кружкам капитально, от души. Воинков взял орден у начальника штаба, опустил его в мою кружку, и мы все разом выпили. Потом прикрепили орден на гимнастерку. Кто-то сказал: «Одно Знамя — хорошо. А два — лучше».

Выпили по второй. Затем командир полка рассказал, как они воевали без меня. Оказывается, уже в конце августа противник смирился с присутствием нашего плацдарма и больше никаких шагов к его взятию не предпринимал. А танки перебросил в Варшаву.

Фронтовики, конечно, знают цену возвращения после излечения в свою родную дивизию, а тем более в свой полк и если в этом полку прошел уже большую часть войны. Это же все равно что после долгой разлуки вернуться в родную семью. Где ни появлюсь — всюду родные лица, улыбки и рукопожатия. Я уж не говорю о наших артиллеристах. Здесь вообще был праздник. Вся эта обстановка меня трогала до глубины души, и я был искренне благодарен всем моим фронтовым друзьям за сердечную встречу.

Уже на второй день, приняв дела и должность, я полностью окунулся в заботы по подготовке войск к наступлению.

Военно-политическая обстановка на фронтах. Некоторые подробности о втором фронте. Висла — Одер, небывалые темпы. Опять плацдарм, но у Кюстрина. И опять медсанбат. Впервые близко Жуков. Самолеты-снаряды, как психологический фактор, но это и последние конвульсии. Наконец-то решающее наступление! Немцы все-таки вояки хорошие. Да и государственная система могла мобилизовать многое. Зееловские высоты — крепостные ворота к логову зверя. Штурм Берлина. Руины — как в Сталинграде. Правительственный квартал — Вильгельм-штрассе. Парламентеры, переговоры. Падение Берлина. Рейхстаг и знамя Победы. Капитуляция Германии. Парад Победы в Москве. Парад союзных войск в Берлине.