Евгений Костюченко - Спецназ обиды не прощает

Если Шалаков сам его похитил, то зачем он же его и освобождал? Чтобы содрать деньги с холдинга? Так ведь денег не просили. Просили освободить чеченца. Зачем Шалакову чеченец?

Он отбросил все эти мысли, потому что сейчас надо было думать о другом. То, что увидел Клейн, снова изменило ситуацию. Сегодня утром он готовился к новой жизни — подлой и грязной, но жизни. Это было непросто, и он не знал, удастся ли ему переломить себя. После обеда, проводив Рену, он стал готовиться к смерти, и это было легко и даже приятно, потому что такие сборы случались у него в молодости, и сейчас он ощущал себя молодым.

Но теперь он обязан был выжить. Не для того, чтобы прислуживать Шалакову, турку и их хозяевам. А для того, чтобы, если им повезет, засадить их за решетку.

Да, у них в руках бумажка с его подписью. Им придется ее съесть.

И не забыть бы — надо обязательно найти Валентину Мигуэлевну с ее заветным ключом от маленького сейфа.

Голос прокурора, твердый и монотонный, все еще раздавался в его памяти. Заложник — слово из языка зверей. С этим можно и поспорить. Звери не берут заложников. Да нет, просто есть разные звери. Самые страшные звери носят одежду и говорят человеческим голосом. Они прекрасно знают человеческие слабости. Люди слишком любят свою семью. Больше, чем себя. Ради своего ребенка, ради матери или жены люди могут пойти на любую жертву. А зверю ведь много не надо. Не требует он любых жертв. Брось ему денег побольше, он и отстанет. Он потратит эти деньги на свою звериную семью, на свою пещеру, на своих самок. Кончатся деньги — он поймает еще кого-нибудь из слабого племени людей. И снова принесет в пещеру свою добычу.

Неужели прокурор прав, и людям надо просто вычеркивать пропавших из списка живых? Перестать страдать из-за них? Перестать быть людьми? Может быть, есть какой-то другой путь?

Например, ждать, когда звери начнут превращаться в людей? Или, наоборот, перебить их всех?

Это больше понравилось полковнику Клейну. Но по каким признакам отличать тех, кого надо перебить?

Очень просто, сказал себе Граф. Есть же формула: «Поднявший меч — от меча и погибнет». Убийц надо убивать. Похититель заложников — тот же убийца. И ему не следует оставаться среди живых. Русский или нерусский, богач или бедняк, философ или дебил, исполнитель или соучастник, виноват или не виноват — значения не имеет. Как говорил Маузер? Судить их я не собираюсь. Пусть они пораньше предстанут перед Высшим Судом…

Граф вставил в маузер новую обойму. Ситуация становилась все проще и проще. Все, кто сейчас был на даче, подлежали уничтожению.

Но он думал слишком долго. За спиной раздались шаги, и парень в камуфляже трясущимися руками навел автомат на Графа. Это он утром выводил их на прогулку. Сейчас лицо у парня было серое, в крупных дрожащих каплях пота.

— Руки… Это самое… руки вверх… — просипел он.

— Ты что, своих не узнаешь? — спокойно сказал Граф. — Видишь, что натворили по пьянке.

— Рэкии! — заорал охранник, подняв «кипарис» на уровень лица. — Рэкиверр!

Граф кинулся за диван в то же мгновение, как ствол «кипариса» начал плясать и выплевывать вспышки и струйки дыма.

Пули смачно молотили по трупам на диване, с хрустом вгрызались в штукатурку.

Граф видел ноги охранника. Но как только он навел ствол на колено, охранник перестал стрелять и выбежал из комнаты.

Ругая себя последними словами, Граф кинулся за ним. Парень бежал по дорожке между деревьями. Он оглянулся на ходу, поднял автомат и выпустил очередь в сторону Графа. Пуля прошелестела сбоку, остальные простучали по стене.

Граф распластался на земле и долго ловил на мушку удаляющуюся спину в серо-голубых пятнах. Нажал на спуск, и маузер сильно подбросило. Спина исчезла.

Пригибаясь, он пробежал под окнами соседнего корпуса и занял позицию за углом, держа под прицелом крыльцо. Но никто не выбежал. Наверно, здесь было пусто. Граф подкрался к лежащему противнику. Тот хрипло матерился и скреб землю пальцами.

Отброшенный автомат зарылся в листву. Граф отцепил магазин. Тот был уже пуст. «С патронами у нас плохо», подумал Граф, вынимая из ножен противника охотничий нож. Нож был острый, лезвие впивалось в ноготь. Он схватил раненого за волосы, задрал ему голову и полоснул ножом под челюстью.

Четверо готовы, подумал Клейн. Скоро на дачу вернутся остальные. Знать бы, сколько их осталось.

Кот долго спускался с колонны, долго ждал, пока Курд спустит ему на веревке пулемет. Наконец, перебравшись через забор, он застал непонятную картину. Вадим Панин бродил туда-сюда между двумя «камазами», а Махсум вертелся вокруг него, размахивая руками и что-то горячо доказывая.

— Что за шум, а драки нет? — спросил Кот.

— Сейчас начнется, — вяло усмехнулся Панин. — Кстати, ты не хочешь заработать десять тысяч баксов?

— Прямо сейчас?

— Не совсем. Надо позвонить Клейну и сказать, что прокурора мы нашли, но за него просят сто тысяч. Он привозит деньги, мы их по честному делим. Десять тебе, десять мне, остальное ребятам. Кстати, Махсум, Клейн тоже в доле. Но ему хватит и пятерки.

— Вы что, обкурились? — спросил Кот.

Он не удивился такому повороту. Раз уж чеченец стал им помогать, значит, был у него какой-то свой интерес. Это естественно. Нельзя было рассчитывать, что эта шайка будет работать только из признательности за то, что их главаря выпустили на свободу. И все же было немного досадно. Кот уже успел немного сдружиться с «курдистаном» и Талышом, которые были в его команде. Они беспрекословно выполняли его приказы, действовали толково и сноровисто, из них могли получиться хорошие бойцы. Да они и были хорошими бойцами. Но, как выяснилось, бойцами противника.

— Да ладно тебе, Сергеич, — сказал Муртазанов. — Свои же ребята. Сто тысяч для барыг не деньги. Просто я должен что-то заплатить мужикам. Нам тоже жить надо.

— Мы так не договаривались.

— А мы никак не договаривались, — сказал Махсум жестко. — Мы не договаривались, что вы меня, как барана, будете сдавать этим собакам. Мы не договаривались, что ваши самолеты будут нас бомбить. Мы не договаривались вообще никак.

— Так, понятно, — сказал Кот. — Ты, я смотрю, уже все решил.

— Да. Да, я все решил.

— Ну, тогда действуй, — вздохнул Кот. — Димка, пошли отсюда.

— Фикрет, поехали домой, — сказал Панин.

— Давно пора, — сказал Фикрет. — Зачем стоим? Нельзя здесь стоять. Те уже уехали все. Садитесь, поехали, Минара не спит, ждет тебя. Пожалей меня, она ругаться будет…

— Только без посторонних, — сказал Кот. — Мы не договаривались возить бандитов.

— Кто бандиты? Мы бандиты? — спокойно уточнил Махсум, тыча в грудь пальцем. — Хорошо, мы бандиты. А вы кто?