Пак Голь - Отечество

— Все это теперь уже ненужный хлам. А бросать жаль, может, спрятать?… Вы, отец Чем Ди, сами посмотрите, — просили женщины, завидя старика в своем дворе.

— Врагам ничего нельзя оставлять, — отвечал Мун Чем Ди и принимался за работу.

Так он дошел до подножия сопки, где находился дом директора шахты. Дом старый, остался еще со времен японской оккупации. Штукатурка облезла, двери покосились, зато двор дома был просторней, чем у соседей, сзади — большой огород. Чем Ди помнил, как не раз помогал тучной жене директора ухаживать за огородом. Двое сыновей директора стояли в растерянности, не зная, чем они будут кормить кролика.

— Я соберу капусту, — вдруг решительно заявил карапуз лет семи. — Не хочу, чтобы кролик голодал.

— Я, я,—передразнил его мальчишка в школьной фуражке. — Много ты с собой возьмешь? Лучше отнесем его дедушке Чем Ди.

— Нет, возьмем его с собой.

— Надо маму спросить. Разрешит, тогда и возьмем, — миролюбиво согласился старший брат.

Жена директора просунула в дверь чулана вспотевшее красное лицо. Она занималась упаковкой вещей.

— Мама, можно нам взять с собой кролика?—спросил мальчуган. Но женщина не ответила, увидев у калитки Мун Чем Ди.

— О, отец Мун Чем Ди пришел!

Старик по ее заплаканным глазам, усталому виду понял, что здесь рады его приходу и ждут помощи. Он вошел в палисадник.

— Собраться — собрались, да ума не приложу, как дверь заколотить.

— Не велика беда… Давайте я. Гвозди и молоток есть? Если нет, принесу, — с этими словами Мун Чем Ди проковылял на улицу.

— Мама, а мама, возьмем кролика?… — не унимался мальчик.

— Чем мешать мне, лучше бы поискали гвозди, — она сняла с головы платок и вытерла им лицо.

— Оставить его в клетке — с голоду умрет, — сказал серьезно старший сын.

— А вы выпустите его.

Мальчик распахнул дверцы клетки, просунул руку, ласково потрепал кролика и за уши вытянул наружу.

— Ступай, глупый, ступай гулять. В горы… Там хорошо…

Кролик сделал несколько прыжков и остановился, красными, как вишни, глазами уставишись на своего хозяина. Он привык к мальчику, который кормил его, и не хотел с ним расставаться. Оба мальчика с озабоченным видом наблюдали за своим питомцем.

Вскоре Мун Чем Ди вернулся с молотком в руках. Жена директора вытащила узлы с вещами на двор и закрыла дверь.

— Пожалуйста, поосторожней. Как бы стекла в окнах не побились, — говорила она Мун Чем Ди и даже попросила не заколачивать накрепко, чтобы можно было потом легко вытащить гвозди. Наконец все окна и двери оказались забитыми. И тут хозяйка дома села на крыльцо и по-детски навзрыд заплакала.

В это время во двор дома почти вбежал Хак Пин.

— Вы здесь, товарищ Мун?… Спасибо, спасибо. Знал бы, сам не приходил. Времени в обрез, едва вырвал минутку, — он будто не заметил слез жены и широко улыбался.

— Тебе вот все нипочем. А кто знает: может быть, уже и не увидимся… — сквозь слезы проговорила жена.

— Эх, голубушка, кончится война, под ручку будем гулять в Моранбонском парке [6] Парк в Пхеньяне. ,—он по-прежнему говорил в шутливом тоне, но на этот раз в его словах прозвучала грусть.

Послышался какой-то шорох, все обернулись и увидели кролика. Большими прыжками он приблизился к людям и смотрел, часто моргая. Старший мальчик ласково отогнал его обратно к лесу, но кролик обежал вокруг дома и снова возвратился.

— Оставь его. Каждый знает свой дом, даже животное, — женщина вытерла слезы и пошла к узлам.

— Вот накрутили!… Бабы всегда остаются сами собой — и старые пеленки не оставят, все заберут. Только тогда успокоятся… — рассердился Хак Пин.

— Вы, товарищ директор, зря так. Женщине пеленки дороже шелковых нарядов, — возразил до этого молчавший Мун Чем Ди.

— Хо-хо! Может быть… Но зачем так много набирать? — Хак Пин посмотрел на свой скромный рюкзак.

…Трое медленно вышли на улицу и двинулись по дороге. Они несколько раз оглядывались, пока не перебрались через ручей и стали подниматься к перевалу.

Хак Пин долго провожал взглядом жену и детей, пока они не скрылись за поворотом, затем устало обошел вокруг опустевшего дома. Окна забиты, на дверях замок. Он приподнялся на цыпочки и заглянул внутрь. Все прибрано, разложено по своим местам. Будто семья ушла ненадолго и вот-вот вернется.

Хак Пин отсутствующим взглядом обвел постройки. И вдруг отчетливо услышал рыдания жены, плач маленького сынишки. Сердце защемило. Он вспомнил, как вошел сюда, шутил, подгонял их скорее уходить. От этого стало еще тяжелей на душе. Когда-то он теперь увидит их, прижмет к своей груди?… Как они будут одни, без него?… Не хотелось, чтобы сейчас Мун Чем Ди увидел его расстроенным. Хак Пин вытащил платок, вытер повлажневшие глаза и вернулся к дверям дома. Погладил сидевшего на пороге кролика, поднял с земли рюкзак и быстро зашагал в сторону шахты…

Навстречу тянулись группы людей — женщины с ребятишками за спиной и узлами на голове, старики, дети. Им в сторону перевала, к Яндоку. Попадались шахтеры в рабочей одежде.

На дворах догорали костры: сжигалось все ненужное теперь — школьные учебники, книги, бумаги. У перекрестка дорог толпились люди. Они окружили десятка три беженцев из Ковона. Расспрашивали их, перебивая друг друга, кого-то бранили. Ответы беженцев были самыми противоречивыми. Одни говорили, что уже нельзя добраться до перевала Пурэсан, другие уверяли, что вчера высажен десант в тылу, чуть ли не в Хамхыне. Всех еще больше взволновали эти слухи.

Пройдя дома четыре, Мун Чем Ди остановился у калитки. Здесь жил Тхэ Ха. Он без стука толкнул дверь.

— Чем Ди?—донесся из глубины комнаты голос матери Тхэ Ха.

— Тхэ Ха еще не вернулся?

— Нет. Ну что слышно? — с тревогой спросила старая женщина.

— Поговаривают, надо быстрее уходить. Опоздаете, придется ночью добираться.

В свое время Мун Чем Ди и отец Тхэ Ха были близкими друзьями. Мун Чем Ди любил Тхэ Ха, как родного сына.

— Над чем хлопочешь? Зачем тебе два?—Мун Чем поднял с пола уже готовый рюкзак.

— Чон Ок просила.

— Хорошая девушка. Женился бы сын на ней, да и дело с концом.

— Не то время, чтобы о женитьбе думать… Дай бог вернулся бы целым… Кто знает, что завтра будет? — мать Тхэ Ха силилась проткнуть наперстком иголку, но руки не слушались ее.

В прихожей скрипнула дверь. Вошла Чон Ок с узлом в руках.

— Я ухожу раньше из поселка, — грустно сказала она. — В парткоме говорят, что женщинам здесь делать уже нечего, только будут лишним грузом… Вот, мама, передайте это Тхэ Ха, если он заглянет, — она протянула конверт. Затем посмотрела на рюкзак. — Какой мне взять?

— Любой. Уж не маловат ли?

Мать Тхэ Ха кончила шить и воткнула иглу в подушечку. Девушка развязала узел и принялась из него перекладывать в рюкзак вещи.