Анатолий Сульянов - Расколотое небо

Искрой надежды мелькнуло появление дяди Коли, прилетевшего в Москву для перегонки самолетов под Сталинград. Он вихрем ворвался в палату в темно-синей с голубым кантом пилотке, в кожаном реглане, с летным планшетом и кульками яблок, печенья и конфет. Долго говорил с отцом, затем куда-то исчез. Появился через полчаса.

— Дал я им жару! — крикнул он с порога. — Сидят тут, понимаешь, собрания разводят, а раненые сами по себе! Операцию, говорю им, надо делать, а гладенький такой, сытенький, как молодой поросенок, отвечает: «А вы нас не учите. Сердце у Северина не выдержит». Я их, мать-перемать, заставлю крутиться, как в медсанбате! Там некогда собрания-совещания проводить!

После отлета дяди Коли отца начали готовить к операции. Сестра шепнула: «Летчик заставил». Но время, видимо, было упущено, ночью отец умер.

Юрка стоял возле гроба и не узнавал отца: ввалившиеся щеки, заострившийся нос, запавшие пустые глазницы… Чужой, незнакомый человек. Почему же не спасли, почему промедлили с операцией? А может, и правда у отца было слабое сердце?..

В декабре сорок второго из действующей армии пришла посылка. В ней были вещи погибшего в воздушном бою над Сталинградом дяди Коли. Темно-синюю с голубым кантом и пятиконечной звездой пилотку тетя надела на Юркину голову:

— Ты теперь один из мужчин остался. Носи и помни.

Юрка сквозь слезы крикнул:

— Я летчиком буду! Слышите?! Летчиком!

Окончив семилетку, Юрка поехал в Москву, в спецшколу ВВС. В вестибюле висел огромный стенд со словами Сталина: «Летчик — это концентрированная воля, характер, умение идти на риск». Юрка сжал кулаки. Отец как-то сказал матери: «У сына характер. Ни темноты не боится, ни черта, ни дьявола. Один в ночном остался — не оробел». Характер, похоже, есть. А вот воля, умение идти на риск — как с этим? Подумал и тяжело вздохнул. Поправил оставшуюся от дяди Коли пилотку и смело шагнул к столу с табличкой: «Приемная комиссия».

Сочинение писал о мужестве и любви к Родине. Главный образ — любимый летчик Анатолий Константинович Серов. Сидевший рядом казах Ахматбеков долго ворочался, сопел, наконец что-то написал на листе бумаги и придвинул Северину. «Роман «Как закалялас стал» чытал. Павка Корчагьгн — хорош парен. Но русский язык владей плохо-плохо. Обманыват не хачу. Шпаргалки ек — нет. Подпис Ахматбеков».

Ахматбековд все-таки приняли: его отец в годы войны повторил подвиг Матросова — закрыл амбразуру дзота. Северин взял над соседом шефство и терпеливо учил его русскому языку. На выпускных экзаменах Северин и Ахматбеков получили одинаковую оценку: отлично.

Учился Юрка в спецшколе с интересом, ходил на все встречи с известными летчиками. На выпускной вечер пришел Алексей Маресьев, тогда о нем еще мало кто знал, книга вышла позже. После торжественной части его обступили ребята и в упор спросили: «А правда, что вы летали без ног? В авиацию с ногами — и то трудно попасть». Маресьев ничего не ответил, поднял штанины, и все увидели желтые, с металлическими пряжками протезы. Стало неудобно, ребята покраснели…

В первом самостоятельном полете в училище Юрка запел: «В далекий край товарищ улетает…» Мечта всей жизни сбылась.

…Выпускники примеряли офицерское обмундирование до поздней ночи — позади экзамены. Через два-три дня — прощай, училище! Все рвались в строевые части, просились на восток. Именно там быстро мужали и закалялись, набирались мастерства пилоты. Но Северина и еще троих выпускников оставили инструкторами в училище. Юрий побежал к командиру эскадрильи:

— Как же так? Хочу быть летчиком-истребителем! Пошлите на Север, на Дальний Восток, куда хотите, но только в строевую часть!

— Ты сейчас нужен здесь! — упрямо твердил комэск. — Будешь учить курсантов!

— Я еще сам летаю, как курсант! — пытался убедить Северин командира.

— Все бы так летали, как ты! — неожиданно улыбнулся комэск. — Иди и готовься к инструкторской работе. Я просил назначить тебя в нашу эскадрилью. Будем работать вместе.

Все, что услышал Северин, не укладывалось в его планы. Мечтал полетать над северными льдами, где так долго и терпеливо отыскивал пропавшую экспедицию его любимый герой Саша из книги Каверина «Два капитана». Или над Сахалином, куда едут его товарищи по учебной эскадрилье… Лишь спустя несколько лет понял: здесь он и впрямь нужнее. Как радовался, когда подготовленные им учлеты один за другим вылетали самостоятельно! Обнимал каждого, жал руки, вздрагивающими пальцами брал папиросу из традиционной пачки «Казбека»…

Первым из молодых инструкторов Северин подал заявление в партийную организацию. Сколько было волнения, когда в парткоме заполнял анкету и отвечал на вопросы! Не рано ли? Другие же не торопятся. Не рано. Мне доверили новейшую машину. Я должен быть с теми, кто трудится изо всех сил.

В письме любимой девушке Рае сообщал: «Знаешь, как радостно у меня на душе! Сегодня командир полка проверял в воздухе технику пилотирования. Боялся — ужас как! В зоне весь комплекс пилотажа — на одном дыхании. После задания слышу в шлемофоне: «Остановился двигатель. Садитесь на аэродром». Сел нормально, у «Т». Вечером командир перед строем: «За отличную технику пилотирования, умение действовать в усложненной обстановке старшему лейтенанту Северину объявляю благодарность и ставлю в пример всему летному составу полка. Начальнику штаба приказ о поощрении занести в летную книжку инструктора». Поздравь меня, любимая! Это мое самое ценное и почетное поощрение».

Ответа на письмо ждал долго. Рая из одного села, училась и дружила с его младшей сестрой. В первом офицерском отпуске вместе бегали на лыжах, катались с гор, ходили в кино, засиживались у Юриного одноклассника штурмана Коли Воробьева; Коля тоже был в отпуске, после долгого плавания решил пожить у матери, повидать товарищей. Потом Рая поступила в институт. Письма от нее были для Юрия праздником; он уходил в дальний угол казармы, усаживался, читал, перечитывал.

Они переписывались два года. Затем письма стали приходить реже. «Нет времени», — отвечала Рая. Он написал: «Выходи за меня замуж». Рая отшутилась: «Сначала надо окончить институт». И вдруг письмо от сестры: Рая вышла замуж за Колю Воробьева и уехала с ним на Камчатку. Листок выпал из рук. Вот и все. И время нашлось, и институт не помеха. Все…

Комэск перед полетами заметил, что Юрий чем-то удручен, и запретил ему садиться в кабину учебного истребителя.

— Возьми мой мотоцикл и махни на рыбалку!

— Какая рыбалка! — едва не закричал Северин. — Какая рыбалка, когда жить не хочется…

Три года не приезжал в отпуск домой. Ездил в дома отдыха, в туристические походы. Мать просила увидеться — не решался. Однажды не вытерпел — заехал. Сестра шепнула: