Олег Курылев - Победителей не судят

— Шикарное авто! — восхитился Алекс.

— «Шестисотый!» «Хорьх» тридцать второго года, — включая мотор, как бы согласился Эйтель. — Теперь таких не делают.

Машина плавно тронулась. Между братьями произошел диалог, состоявший из коротких отрывистых фраз.

— Ладно, теперь коротко: ты сбежал?

— Да.

— Давно?

— Два дня назад.

— Документы есть?

— Да.

— Покажи. — Эйтель мельком взглянул на протянутые бумажки и, возвращая их, покачал головой. — Откуда сбежал?

— Наш отряд работает в Дрездене. Мы помогаем…

— Так ты был там?

— Да.

— Что видел?

— Нашу площадь. А ты?

Эйтель кивнул, и они немного помолчали.

— Отец жив?

— Надеюсь.

— А поподробней.

— Когда я улетал — был жив, но чувствовал себя неважно. Он все время вспоминает о тебе…

— Ладно, какие у тебя планы?

— Добраться до швейцарской границы…

— Но это в другую сторону.

— Я хотел побывать у мамы…

Эйтель резко прибавил скорость и больше ничего не говорил. Через несколько минут они въехали в узкий переулок и припарковались прямо на тротуаре возле подъезда невзрачного трехэтажного дома с узким, зажатым соседними зданиями фасадом.

Квартира Эйтеля располагалась на самом верху и состояла из двух небольших комнат, кухни, ванной и туалета. Она походила даже не столько на жилище холостяка, сколько на временное пристанище военнослужащего, в котором подолгу никто не живет. Минимальный набор старой мебели, плотно задернутые шторы светомаскировки, свисающие с потолка лампочки, лишь одна из которых прикрыта пыльным абажуром из темно-зеленой ткани.

— Ванная там, — показал Эйтель, — вода, правда, еле теплая. Все необходимое для бритья найдешь в шкафчике. Там, — он показал на плательный шкаф в спальне, — кое-какая одежда. Надень, что подойдет. Я пока съезжу за провизией и запру тебя на ключ. Старайся сильно не шуметь, а то заявится сосед снизу. Потом я намекну ему, что встретил однополчанина. Все, я пошел.

Лежа в ванне, Алекс не мог поверить своему везению. Как все удачно сложилось! Плен, «хорьки», месиво непролазной грязи на дорогах, забитых беженцами, страх патрулей… И все это позади. Он нежится в ванне, а его родной брат, его Эйти, с которым он уже и не чаял свидеться, сейчас вернется с продуктами, и они, наконец, наговорятся всласть и что-нибудь придумают. Алекс раскинул в сторону мокрые руки и готов был закричать от счастья.

Ко времени возвращения Эйтеля он уже был чисто выбрит и плотно укутан в обнаруженный им в шкафу старый домашний халат.

— Ничего, что я…

— Носи, носи. Я им не пользуюсь. Давай, помогай.

Они принялись накрывать на стол.

— Если долго постился, не советую сильно налегать на жирное и хлеб, — предупредил старший.

Ели почти молча, обмениваясь лишь фразами общего порядка: бомбежки, снабжение, погода. Эйтель коротко сообщил, что был летчиком, а теперь служит в системе противовоздушной обороны города.

— Расскажи про маму, — спросил Алекс. — И вообще, про все, что с вами было, после того как мы с отцом уехали.

— Вы что, не получали писем?

— Эйтель!

— Ладно.

Он вышел из-за стола, расположился в небольшом, изрядно обшарпанном скрипучем кресле и закурил.

— Маму по-прежнему не брали на работу. Намекали на мужа-диссидента, а главным образом, благодаря стараниям Германа Поля, который так и не оставил нас в покое. Тогда мы решили переехать в Хемниц, поменявшись квартирами с родственниками (помнишь нашу покойную бабушку?), — те давно хотели жить в столице. Вроде бы все устроилось — маму приняли в небольшой театрик на проходные роли, я уже подрабатывал — помогал развозить продукты по фабричным столовым для рабочих. Потом два лета занимался в планерной школе, потом мама заболела, пришлось вернуться и быть все время рядом. В тридцать девятом меня хотели призвать в армию, но из-за болезни матери, как единственному кормильцу и опекуну, дали отсрочку. Я тогда записался в пожарные…

— В пожарные? Ты ничего об этом не писал.

— Ну, не совсем в пожарные — наша бригада лазила по городским чердакам и кистями, которыми работают побельщики, обмазывала деревянные стропила специальным противопожарным составом — антипиреном. Это обычный суперфосфат — удобрение, — разбавленный водой один к трем. Мы понятия не имели, что готовимся к войне. Работа грязная, нудная и тяжелая, но зато я всегда был поблизости и мог навещать маму в обеденный перерыв. А в августе ей стало совсем плохо. Врач предупредил о скорой развязке. Я был в отчаянии, а тут еще меня вызвали в Дрезден для прохождения медкомиссии — я, как зачисленный в истребительный резерв Люфтваффе, должен был пройти испытание на специальной центрифуге. Я отсутствовал чуть более суток, но, когда вернулся, мамы уже не было — пустая квартира, окровавленные простыни и соболезнования соседей. После похорон прибрался, запер дверь, оставив ключ знакомому, и отправился на призывной участок. В прошлом году в наш дом попала бомба, и мне временно дали эту квартиру. Вот и все. Теперь ты рассказывай. — Эйтель впервые с интересом посмотрел на брата. — Ты-то с какой стати заделался пилотом? И вообще, как здесь оказался?

Алекс пожал плечами, мол, так уж вышло, что тут поделаешь.

— Отец мечтал, чтобы я получил хорошее образование и престижную профессию, и очень не хотел видеть меня в военной форме, да еще если это форма чужой армии. Его главная мечта — вернуться на родину. Понимая, что я втемяшил себе в башку военную службу, он предложил мне поступить в Королевскую территориальную кавалерию. Это что-то вроде Национальной гвардии США — работай кем хочешь, но иногда езди на сборы вроде скаутских и играй там в войну под присмотром отставных офицеров. Но я, убедив отца, что это одно и то же, записался в Резерв Королевской авиации…

— Понятно, — прервал Эйтель, — подробности потом. Как ты сюда-то попал?

Алекс рассказал, что со временем стал членом экипажа бомбардировщика и 13 февраля, сам того не ведая, вылетел на Дрезден. Он ожидал негативной реакции брата, но Эйтель слушал, не перебивая и не задавая вопросов. Казалось, что вся эта эпопея его, если и интересует, то лишь чисто с фактологической стороны. Только когда рассказ дошел до места с угнанным «Фокке-Вульфом», Эйтель хмыкнул и с явным недоверием посмотрел своим единственным глазом на младшего брата.

— Постой, ты хочешь сказать, что посадил «Фоккер» без мотора?

Алекс рассмеялся:

— Посадил — это громко сказано. Скорее удачно упал.

— Но остался цел и невредим?

— Ну… практически, да. А что?

Эйтель с сомнением покачал головой:

— Слушай, а может, это был вовсе не «Фоккер»?

— Я, по-твоему, не разбираюсь в ваших самолетах? — обиделся Алекс. — У вас, между прочим, в отличие от нас, всего два типа одномоторных истребителей. Запомнить не трудно.