Алексей Ивакин - Блокадный ноктюрн

— Три брать не будем. А то опять стошнит.

Он не знает этого анекдота и замирает от ужаса. А потом берет полторашку пива. Дурак. Пиво на таком ветру нельзя пить. Только водку. Паленую

Когда я вышел, то пацан спросил. Торжественно так спросил. И как-то сакрально:

— А зачем так много?

— Конфет-то? Так нас же много…

После этого он молчит всю дорогу, и о чем-то размышляет.

А я просто возвращаюсь в сорок второй.

Пока ходили – ничего не произошло. Бойца с ручкой добрали. Подняли и еще одного. Зайцу повезло – наткнулся на лимонку. На щуп нашел. А лимоночка – в кармане. И полный набор – крупные кости и даже с черепом. Медальона опять нет.

Ну, вот теперь можно и нормально пожрать.

И только сели за курганом – дождь внезапно закончился. Ангелы решили, что мы заслужили пообедать без воды сверху…

Степка достал две упаковки армейского пайка.

Мы – банку тушенки, пять головок лука, буханку хлеба. И трехлитровый термос с чаем. Его Змей с собой таскает. Ну и сало, само собой. Без сала в такую погоду жить невозможно.

Петеушники ничего с собой не взяли. Дети – уроды. Прав Еж. Жрут больше всех, а еду добывать не умеют. Пришлось обматерить. Впрок. Так-то бы, чисто педагогически, оставить их голодными – будут думать в следующий раз.

На пайки молодежь сделала стойку – интересно им – а что там такое? Консерва рыбная, консерва мясная. Галет кучка, пакетик чая, парочка кофе. Витаминный напиток.

И еще таблетки сухого спирта.

Юди делает ямку под него. Степка, тем временем, открывает банки.

Разводим в ямке огонь. Ставим на него сначала одну банку. Дожидаемся, когда сало растает.

А потом макаем в нее хлеб, передавая банку по кругу. Заедаем дольками лука. Запиваем чаем с водкой. Вот это – самая вкусная на свете еда – макать хлеб в растопленный жир тушенки и запивать его горячим сладким чаем с водкой. И ни какие суши с профитролями рядом не стояли.

И разговариваем.

— Слышь, пацан, а ты на кой хрен пиво взял?

— Так вкусно же!

— Ты же обоссышься сейчас со вкусного-то! — лошадино ржем над пареньком.

— А мы водку не пьем…

— Хе… Ты вообще… Первый раз что ли?

— Ага! — в голосе пэтеушника жизнерадостный восторг щенка.

— Ты, вообще, зачем сюда поехал? — спрашиваю я, с хрустом пережевывая лук с салом.

— Пряжку хочу найти. Немецкую. Чтобы там надпись – "Гот минс унс".

— Мит унс, — машинально поправляет его Васька и ухмыляется.

А мы замолкаем… Только я продолжаю:

— А нах?

— В городе носить буду! На ремень надену!

— Встречу в городе – уебу лопаткой, — Буденный не смотрит на пацана. Он макает хлеб в горячий жир тушенки. Потом утирает подбородок и повторяет – Уебу. Понял?

— А чо? А? — удивляется пацан.

— Ничоа, блять ты такая. Просто так.

— Нацик, что ли? — спокойно говорит Еж, хрумкая галетой. Когда Еж спокоен – жди беды.

Парень вдруг теряется.

— Нацик… — констатирует факт Юди. — Тут его прикопаем или?

— Оглянись, что видишь вокруг? — это уже я подал голос.

— Ээээ… Поле.

— А кто на нем лежит?

— Мы вот сейчас лежим…

— Идиот ты, — говорит Дембель.

Я продолжаю разговор, не обращая внимания на реплики:

— Бойцы тут лежат. Русские бойцы. Так?

— Ну… Да…

— А ты хочешь носить пряжку немца, который этих бойцов убивал? Что бы они, эти бойцы с тобой сделали, если бы встретили в Кирове сорок второго?

Молчание. Только ложки скребут по банкам.

— Позже прикопаем. После захоронения, — опять вздыхает Юди. — И билет сдадим. А бабло пропьем!

Васька ухмыляется. Найти эту пряжку тут – дело тяжелое. А носить ее… Последнее дело.

И, конечно же, начинаем спорить.

Спорить о том, что видим вокруг.

О том, что нужно ли было класть солдат в этих болотах? Так ли был бессмысленен Невский пятачок? Может быть, стоило просто держать оборону, дожидаясь побед под Сталинградом?

— Немцы бы оттащили отсюда резервы и тогда можно было бы прорывать. Ведь в итоге так и получилось!

— Ага… Получилось бы… Это кто ж в августе сорок второго года знал о Сталинградской победе? Немцы были так уверены в своей победе на юге, что одиннадцатую армию фон Манштейна перекинули не на юг, а именно сюда. Под Питер. И если бы наши тут просто сидели в болотах, что бы было?

— И что? Потерь бы было меньше!

Я не выдерживаю и вставляю свои пять копеек:

— А тоже самое, что и во Франции. Сидели себе за линией Мажино – в футбол гоняли. Потери были минимальны. Какого-то капрала шлепнули через два месяца после начала войны. Немцы, наверное, долго извинялись перед родственниками. А потом раз! И нет Франции.

— На войне стреляют, знаешь ли… — это Степка прожевал кусок хлеба с салом.

— Не… Ну так это понятно. Зачем толпой на пулеметы-то бегать?

— Можно подумать, немцы так не делали. Или англичане с американцами. Леха, скажи!

И я говорю:

— Потери американцев в Первую мировую войну только убитыми – двести тысяч человек. За два месяца. Сто тысяч в месяц. Потери России за три года убитыми – девятьсот тысяч. Двадцать пять тысяч в месяц. Ну ладно, это Первая мировая. Во Второй мировой, при высадке на Сицилии янкесы сами себя разбомбили, а потом едва не сбежали, когда их три дивизии немцы одной контратаковали.

— Зато они жизни солдат спасали!

— Зато наши солдаты спасали жизни своих детей.

Спор вечен. Вечен и бесконечен. Солдат, поймавший пулеметную очередь – жертва бестолкового командира или герой, приблизивший Победу на несколько секунд?

Кто из нас прав – я или мой оппонент?

Да никто. Солдат – прав. Жаль, я никогда не узнаю – что думал он перед боем, чем жил, как чувствовал?

Жить – можно. И нужно. Но если нужно – бывает такое – то надо и умереть. Чтобы другие – жили.

А иногда надо и замолчать.

Перекуриваем обед.

И снова вперед.

Змей и Юди – подымать блиндаж. Васька насвистел им трубу от печки. На помощь им отправляем пэтеушников.

А мы дальше – цепочкой по полю.

Вернее, змейкой. Со стороны забавно, наверное, смотримся. Бегает мужик со странной хренью в руках. Время от времени хрень гулко гудит. Толпа других мужиков отарой бродит за ним. Если отара услышит гудок – ускоряется и бежит с лопатками наперевес. Кто первый – тот копает. Маньяки…

А погода, тем временем, внезапно улучшается. Тучи ровным строем уходят на восток. И за этим строем ползут – высоко – перистые штабные облака. Впрочем, иногда и кучевые подносчики боеприпасов тоже ползут за фронтом. Низко, кажется можно щупом достать.

Сыро. Ветрено. Солнечно.

Я улыбаюсь солнышку, скидывая мокрый капюшон.

— Леха! Тут! — Васька крестит миноискателем землю. Буденный пристраивается рядом.

У меня ржавая саперная лопатка в земле. У Буденного – подсумок. Пустой. Кожа хорошая. Отдадим Зайцу – пусть шьет чего-нибудь. А костей опять нет…