Алексей Ивакин - Блокадный ноктюрн

— Пару лет назад, — рассказывает Юди, — жара была дикая. Трава в момент высохла. Кто-то окурок кинул – огонь пошел. Мы гробы несем – минометки в логу стали хлопать. Рита-то как орала на Змея…

— А Змей-то тут причем? — удивляюсь я.

— А это дурак спасать всех побежал, огонь тушить.

— Да я просто отлить хотел, — смущается Змей.

Где-то мимо нас несутся казенные фразы:

"…священная земля…"

"…ничто не забыто…"

"…победа…"

"…своею смертью искупили…"

Мы стараемся не вникать в смысл этих слов. Потому как его там нет. Смысл в словах есть только тогда, когда говорящий – верит в них.

На этой священной земле строят мусорный полигон.

Ничто не забыто, потому как нельзя забыть то, что не знаешь.

Праздник Победы, как способ отмыва и отката, а искупление как повод.

Своей смертью они искупили нашу жизнь. Только мы этого не знаем.

Облака плывут, облака…

Под облаками вдруг несется бархатный бас священника. Началась панихида.

Я возвращаюсь к митингу. В жарком воздухе лениво колыхаются наши флаги – флаги поисковых отрядов. Между ними чего-то делает флаг "Молодой Гвардии".

Я возвращаюсь. Потому что "смертию смерть поправ". Потому как ""сущим во гробех – жизнь даровах!"

А если не даровав – работа наша суетна и тщетна. Если бойцы не живы сейчас, если они не стоят сейчас в сторонке и не улыбаются, куря в кулаки по привычке – какой смысл во всем этом? Какая тогда разница – где их кости – на мусорной свалке или на кладбище? Какая тогда разница – кто победил тогда?

А потому:

— Сущим во гробех – жизнь даровав.

Это мы – сущие во гробах. Они из этих гробов уже вышли, когда легли в них. Все. Православные, мусульмане, атеисты. Вот такая вот – неевклидова реальность.

Они крещены в крови своей. Они – святые наши мощи.

Они – это не кости.

Они – это души наши. Ангелы наши. Хранители наши. Мы живем ими. Свои души мы еще не заслужили.

Спаси, Блаже, душа наша…

Есть очень правильная фраза – это нужно не мертвым, это нужно живым. Живым нужно искать своих мертвых. Наши мертвые – давно нашли нас. И смерть их – это наша жизнь.

Когда батюшка отслужил – из строя выходят казахстанцы. Встают на колени перед гробами:

— Бисмилляхи-р-рахмани р-рахим! Аллаху ля иляха илля хВаль-хайуль-каййyум! — начинают они свою, исламскую молитву. Молодцы, ребята. И почему мы, православные, так стесняемся стоять на коленях перед своими святынями? А ведь это наши, общие святыни!

Может быть, поэтому я вижу, я слышу, я чувствую, что они стоят рядом?

Православные… Мусульмане… Атеисты…

Перед Богом и пулей – все равны.

Переминаются в своем невидимом строю с ноги на ногу, подшучивают над нашими девчонками, передают самокрутки друг другу.

— Товарищ лейтенант! А наркомовские?

— После похорон, сержант.

— Ну, товарищ лейтенант…

— Будем приказы обсуждать? В небесную гауптвахту захотели?

— Есть после похорон…

— Прибудем на место – нальют.

— Есть!

Христос воскресе из мертвых. Иначе нет смысла.

Ну…

Ну, вот и все. Ну, вот и самое главное.

Поисковики сломали строй, распределяясь по четверо у каждого гроба.

Это – НАШЕ. Только мы имеем право… Да! Именно право! Не обязанность.

Поднимаем гробы на плечи. По очереди несем их в огромную могилу.

Первый, второй, третий, двадцатый…

Гроб необыкновенно легкий. Еще вчера, на раскладке костей, казалось, что они очень тяжелые. А сейчас – как перышко.

Терпеливо ждем очереди.

Рядом рядовой-паибатовец. За спиной двое поисковиков – я их не знаю. За нашим гробом – Еж и Дембель. Где-то еще дальше – Змей, Тимофеич, Антон, Юди, ДядьВова с Буденным, Степка с Васькой, Заяц, Петрович…

Вот и наше отделение начинает спускаться. Шагаем берцами по спуску – вчера здесь мы поднимали семерых. Сегодня они лягут в паре метров от предыдущей постели.

На дне – жижа. Вода набежала за ночь, и даже еловый лапник покрылся водой. Ставим гробы один на другой. Штабелем. Я трижды перекрестился и поклонился. Как на икону. Надо бы встать на колени и поцеловать гроб. Святые мощи. Но, почему-то не решаюсь.

В могиле Сашка помогает укладывать гробы, сдвинув, как обычно, фуражку на затылок.

— Саш, помочь с укладкой? — шепчу я, проходя.

— Справимся, — так же шепотом отвечает он.

Парни на выходе терпеливо ждут.

Я выбираюсь. Потом иду вокруг могилы, вслед за паибатовцем. Мы бросаем по горсти земли на длинный, двухэтажный ряд гробов. Я иду и шепчу:

— Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!

Именно так. БеЗсмертный. Без смерти.

Меня не слышно. Над нами – над могилой, над гробами – витает мелодия. И только отойдя от костей своих дедов я вдруг начинаю узнавать ее.

Штраус. Который Иоганн. Который "Младший". Который – "Сказки Венского леса".

— Парам-парам-парам – пам-пам!

Сквозь Штрауса – певчие:

— Веечная паааамять!

— Парам-парам-парам – пам-пам!

— Веечная паааамять!

Прохожу мимо очереди с гробами.

Идем к столикам, где разливают наркомовские. И чашку гречки еще дают с бутербродом из хлеба и ветчины.

Я прохожу мимо столика. На столике – ноутбук. К нему прицеплены колонки через усилитель. За компом сидит "ди-джей". Раскладывает пасьянс. Рядом с буком коробка от диска – "Сто золотых хитов классической музыки". Жду Вагнера и Мендельсона.

Но все еще Штраус:

— Парапара-пам-пам-пам! Парапара-пам-пам-пам! Пам-парарам! Пам-парарам!

За спиной:

— Веечная паааамять…

И стук гробов в могиле.

Хочется ударить по ноутбуку кулаком, палкой, лопатой – да чем угодно.

Но я этого не делаю. Я – трушу. Я ухожу к столикам. Бросьте в меня камень. Обезболивающая жидкость протекает водой. Еще раз подхожу. Еще раз.

А это уже "Маленькая ночная серенада" Моцарта? Тоже ничего.

Все-таки – я трус. Поэтому, делаю вид, что все так и надо. Подходят тамбовские офицеры. Мы договариваемся на встречу вечером у них в лагере.

Аве, Мария… Грация плена… Мария, грация плена…

Наконец, гробы уложены. Комья земли скинуты. Экскаватор, заглушая "Аве Марию", а потом "Зеленые рукава", рычит ковшами, укладывая могилу аккуратным прямоугольником.

Через несколько минут, под звуки шотландской народной музыки – в исполнении Лондонского симфонического оркестра – могила почти готова.

Почти…

Остается малое.

Поисковики в своих поношенных камуфляжах плотным кольцом окружают могильный холм. Плечом к плечу. Без команды встаем на колени. Чиновничья музыка, наконец-то, выключается. За спиной клацают затворы "калашей".

Запеваем, после трех выстрелов холостыми…