Иван Черных - Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков

— Был. Она предпочла Александра. Хватит о них. Я счастлив уже оттого, что мое признание было вам приятно.

К ним подбежал боец:

— Товарищ лейтенант, там вас начальник эшелона разыскивает.

— Иду. — Завидов пожал ей руку. — Мы потом продолжим наш разговор. — Он повернулся и широко зашагал к переправе.

Фашистские бомбардировщики прилетели вечером. Шесть «юнкерсов». Два стали охотиться за паромом, кружа над ним, как коршуны над цыплятником, четыре бомбили скопившуюся у берега технику и не успевших убежать в укрытия людей. Зенитные орудия и пулеметы вели ответный интенсивный огонь, вечернее синее небо стало от снарядов серым, но бомбардировщики не улетали, делали заход за заходом, словно снаряды отскакивали от них как горох от стены, не причиняя им никакого вреда.

Рита сидела в окопе рядом с Завидовым (когда раздалась команда «Воздух!», он снова появился у машины и привел ее сюда) и почти не обращала внимания ни на рвущиеся совсем недалеко бомбы, ни на возникающие то там, то здесь пожары, ни на бомбардировщиков, круживших над ними и обстреливающих людей из пулеметов. Все это как бы отодвинулось на второй план. На первом был лейтенант Завидов со своей внимательностью, деликатной заботливостью, и мысль, искренен ли он, вытеснила все остальное. Его предупредительность, ласковые взгляды больших чистых глаз помимо ее воли распахивали настежь душу, и сердце ее, совсем недавно казавшееся окаменевшим, вдруг ожило, затрепетало. Как ей хотелось, чтобы все, что говорил Завидов, было правдой! Но разум подсказывал: не верь ему, он не может, не имеет права любить тебя. Даже если отец твой освобожден (в чем она тоже сомневалась), лейтенант вряд ли рискнет связать свою судьбу с дочерью судимого. Разве мало девушек, не менее красивых, чем она?… Петровский полетел с братом не случайно, а Завидову, по всей вероятности, поручил что-то выяснить у нее…

Бомба ухнула рядом с окопом, в котором они находились. То ли взрывная волна, то ли инстинкт самосохранения швырнул Риту на дно траншеи, и она тут же почувствовала руки Завидова, бережно подхватившие ее, его грудь, прикрывшую сверху, откуда сыпались комья земля, доверчиво прижалась к нему — сердце не повиновалось разуму.

Сколько так просидела, чувствуя гулкое и частое биение его сердца, она понятия не имела — все, кроме него, даже время, утратило значение. Лишь когда в окопе громко захохотали и Завидов отпустил ее, до нее дошел смысл сказанного кем-то: «А лейтенант неплохо устроился, жаль, самолеты рано улетели».

Бомбежка действительно прекратилась. Замолкли пушки и пулеметы. Рита тоже хотела встать, но Завидов задержал ее:

— Не торопитесь, бомбежка на этом не кончится. Сидите здесь. До утра все равно мы никуда не тронемся. Я приду к вам.

Всю ночь просидела она в окопе, поджидая его. Бомбардировщики больше не прилетали, но шум, гвалт, рев танков, автомашин не утихали, и Рита не могла уснуть, лишь забывалась временами поверхностной, беспокойной дремотой, от которой голова тяжелела и нервы не расслаблялись.

Завидов пришел в окоп на рассвете, усталый, пропахший дымом. Девушки-телефонистки (они ночевали рядом с Ритой) потеснились, уступая ему место рядом с ней. Лейтенант принес плащ-палатку, набросил Рите на плечи — к утру похолодало — и молча опустился рядом. Его появление развеяло остатки дремоты, и прежний вопрос, что он хочет узнать у нее, навязчиво завертелся в голове. Она ждала, когда он продолжит начатый разговор, и боялась, что даже по намекам девушки могут разгадать ее семейную тайну, которую она даже во сне хранила от них: отец и брат часто снились ей.

Да, время и место для разговора самые неподходящие, а днем снова начнется катавасия: попытка пробиться к парому, бомбежки, стрельбы, прятанье в окопы, и кто знает, удастся ли еще встретиться с ним. Надо поговорить, обиняками, намеками выяснить, что ему известно о брате и с каким намерением полетел с ним Петровский.

Завидов сидел, откинув голову к стенке окопа, и то ли дремал, то ли, как и она, о чем-то думал.

— Как там наши? — спросила она. — Не сильно пострадали?

Он открыл глаза, непонимающе посмотрел на нее — спал, — и она пожалела, что разбудила его: он весь день и всю ночь не сомкнул глаз, оберегал их от диверсантов и шпионов, которые могли натворить черт-те что, — потом ободряюще улыбнулся.

— Спи. Все хорошо. — И моментально уснул.

«Поговорю позже, когда проснется, — успокоила она себя. — Приглашу к нашей машине, и по пути поговорим».

Небо на востоке заалело, и на берегу несколько поутихло; лишь у самого парома, где не прекращалась борьба за внеочередную переправу, слышалась перебранка, крепкие мужские словечки.

Еще издали Рита увидела сержанта, который накануне увел Завидова. Он тоже шел к окопу, где оперуполномоченный облюбовал для девушек приют. Только шел он не так, как она, с прохладцей, а торопливо, решительно. Нетрудно было догадаться: за лейтенантом.

Завидов поднял голову из окопа — видно заслышав шаги (спал он с поразительной чуткостью) — и, опершись о бруствер, легко выпрыгнул наружу.

— Товарищ лейтенант, прилетел замкомдив подполковник Лебедь, вас требует, — козырнув, доложил сержант.

Завидов застегнул ворот гимнастерки, расправил под ремнем спереди складки. Посмотрел в окоп. Не найдя там Риты, обернулся. Их взгляды встретились. Она прочитала в его глазах сожаление. Он поднял руку, приветствуя ее, и попросил:

— Захватите потом плащ-палатку. — И быстро зашагал к колонне.

Рита проводила его взглядом, постояла немного и, забрав плащ-палатку, неторопливо побрела к своей машине.

Их колонна стояла на прежнем месте. Недалеко от машины, на которой ехала Рита, высокий рыжий подполковник расспрашивал о чем-то Завидова и начальника колонны капитана Терещенко. Затем Терещенко отдал какое-то распоряжение сержанту, и минуты через три к командирам подошли десять бойцов с автоматами. Терещенко построил их в колонну по два и повел за подполковником в сторону парома.

Минут через пятнадцать Рита поняла, зачем капитан и подполковник увели бойцов: перед колонной БАО дорога была расчищена, и машины одна за другой двинулись к переправе.

У причала возвышалась массивная фигура подполковника Лебедя. Он зычным голосом подавал команды через мегафон, и, к удивлению многих, его команды четко выполнялись: полки, батальоны, роты выстроились в отдельные колонны. На паром грузились лишь орудия. Некоторые из них, опять же по команде Лебедя, занимали позиции на правом и левом берегах для усиления прикрытия от нападения с воздуха. Майор, руководивший переправой вчера и не сумевший навести порядок, стоял невдалеке, безучастный, обиженный. Но вскоре, видно, здравый смысл взял верх, и майор, подойдя к подполковнику, стал подсказывать, где и кто еще нарушает порядок. Лебедь удовлетворенно кивал и тут же зычно командовал в мегафон; если не помогало и это, к нарушителям порядка отправлялся капитан Терещенко в сопровождении двух автоматчиков.