Иван Черных - Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков

Через два часа впереди показалось зарево — линия фронта. Бомбардировщик благополучно пересек ее, углубился на занятую врагом территорию и, круто развернувшись, пошел на цель, чтобы сбить с толку посты воздушного наблюдения и оповещения: пусть думают, что это свои возвращаются с задания.

На небе в облаках появились просветы — светлячками замигали одинокие звезды.

— Командир, подержи, промерчик сделаю, — заговорил наконец Ваня Серебряный. И минуты через три радостно сообщил: — Порядок, командир, ветерок ангельский, 30 км, и как раз по курсу.

Александр на секунду оторвал взгляд от приборов и увидел вдали огни взлетно-посадочной полосы. Армавирский аэродром, где их полк тоже сидел перед тем, как эвакуироваться на Каспийское побережье. Фашисты не ожидали советских бомбардировщиков. Настолько были уверены в безнаказанности, что летали, как в мирное время, с полностью освещенным стартом. Подлетев ближе, Александр различил внизу два огонька, красный и зеленый, — аэронавигационные огни самолета. Он шел по кругу. Сделал четвертый разворот, и от него в сторону старта полетели желтая, потом зеленая ракеты, В ту же секунду на земле вспыхнул прожектор.

Фашисты явно обнаглели, пренебрегая самыми элементарными мерами предосторожности. Стоило проучить их за это.

— Командир, а ведь мы вполне можем сойти за фашистов, — подсказал Ваня Серебряный. — Может, тоже включим аэронавигационные огни да снизимся, чтобы получше все рассмотреть да поточнее прицелиться?

Александр подумал: «Идея заманчивая, но если немцы определят, что это чужой самолет, по аэронавигационным огням прицеливаться им будет легче и точнее». И все же рискнуть стоило. Он, как делал и раньше, прибрал обороты одному мотору, а второму добавил — гул получился прерывистый, с завыванием, — включил бортовые огни.

— Зенитки молчат. Точно, за своих приняли, — включился в разговор стрелок-радист из экипажа командира эскадрильи майора Арканова. Майор утром летал на воздушную разведку, а ночью руководил полетами и «уступил» своего стрелка-радиста на один полет Туманову, экипаж которого после гибели сержанта Сурдоленко и ранения Серебряного так и не был полностью укомплектован. В этот полет к Туманову напрашивался старший лейтенант Пикалов, снова подружившийся с Серебряным, и Александр дал согласие, но в последний момент подполковник Меньшиков почему-то воспротивился и заставил Пикалова заняться подготовкой молодых, еще не введенных в строй стрелков-радистов. — Я и ракет на всякий случай разных прихватил. Вот под рукой желтая и зеленая.

— Уговорили, уговорили, — ответил Александр. — Уже включил огни. Перевожу самолет на снижение. В районе четвертого разворота пустишь желтую и зеленую ракеты.

— Есть, командир. Будет сделано.

Александр вывел самолет на прямую вдоль взлетно-посадочных огней.

Стрелок пустил желтую и зеленую ракеты. Длинный луч прожектора лег вдоль ВПП, приглашая экипаж на посадку. Замысел удался.

— Так держать! — скомандовал штурман.

В отблесках луча прожектора обозначились силуэты самолетов, стартовая командная будка (все было так, как и при базировании наших самолетов), стоявшие около будки легковые автомашины. Меньшиков был прав: советские бомбардировщики прибыли в самый раз, когда фашистское командование напутствовало своих асов перед ответственным заданием.

— Десять влево!

Александр развернул машину как раз туда, где было наибольшее скопление самолетов.

— САБ! — крикнул Серебряный.

— Есть, САБ! — отозвался Агеев. И в ту же секунду аэродром осветило словно громадной люстрой. Стало светло как днем.

Александр не выдержал и взглянул за борт. Невдалеке от стартовой командной будки увидел строй летчиков: гитлеровское командование давало последние указания. «Сейчас мы внесем поправку», — подумал Александр и в этот момент бомбардировщик облегченно взмыл: штурман сбросил бомбы внешней подвески.

Александр выключил аэронавигационные огни и с набором высоты стал разворачиваться для нового захода. «Теперь очередь фашистов, — подумал он, — зенитки дадут сейчас нам прикурить». Но, к удивлению, ни разрывов снарядов, ни лучей прожекторов не появилось. Горел лишь один, посадочный, прожектор, и к нему приближался самолет с включенными фарами. Наверное, у него кончалось горючее, и ему ничего не оставалось, как садиться, а это вызвало у зенитчиков недоумение: самолеты заходят на посадку — и вдруг над аэродромом повисает САБ, раздается взрыв. Ошибка своих или налет «противника? Попробуй разберись, тем более что фашисты перелетели на этот аэродром лишь накануне.

Следовавшая за осветителем основная группа внесла ясность — аэродром заклокотал, как от вулканического извержения. Спохватились было зенитки, но специально выделенная для подавления их огня группа капитана Зароконяна быстро заставила их замолчать.

Александр уводил самолет от цели в темноту с легким сердцем и отличным настроением, и впервые за томительные дни после гибели Риты ему вспомнилась Ирина, ночь, проведенная с ней в станице Михайловке. Где она, жива ли?

Раскрашенные первыми осенними похолоданиями листья не шелохнутся. Лес будто еще дремлет, солнце уже высоко поднялось и залило всю яйлу Чатырдага, где расположился партизанский отряд после утомительного ночного перехода. На этой яйле следующей ночью предстоит принять самолет с Большой земли. Ирина изрядно озябла, оттого и проснулась. Где-то невдалеке раздается стрекот сороки. «Неужели немцы?» — тревожно мелькает мысль, окончательно разгоняя сон. Ирина высовывает голову, прислушивается. Рядом похрапывают товарищи. Шагах в двадцати бесшумно расхаживает часовой Геннадий Подорожный. Он спокоен и не обращает внимания на стрекот сороки. Значит, все в порядке, кто-нибудь из своих потревожил лесную сплетницу. Подорожный — опытный партизан, с первых дней оккупации Крыма в лесу и изучил повадки птиц.

Сегодня у Ирины, вернее, у группы, в которую она входит, очередное задание: встретить самолет, прибывающий с Большой земли, с оружием, боеприпасами, продовольствием и отправить с ним в тыл тяжелораненых.

Ирина спускается в самую низину: яйла представляет собой неровную покатую площадку километра полтора длиной и метров шестьсот шириной. «Самолеты взлетают под гору, чтобы быстрее набрать скорость и, значит, быстрее оторваться от земли», — вспомнились слова Александра. Вот и пригодились его уроки. Милый, любимый Шурик… Жив ли он?… Перед выброской ее сюда, в тыл к немцам, начальник спецкурсов предупредил, чтобы на аэродроме она ни с кем и ни о чем не говорила. Чудак! Если бы он знал, кто для нее Александр. Да под угрозой смерти она не сдержалась бы! И когда приземлилась темной ночью здесь, в Крыму, она тоже нарушила указание, послала любимому прощальное приветствие — пароль — красную и зеленую ракеты, чтобы он не беспокоился. И поторопилась: не успел радист радировать в центр о благополучном прибытии разведчицы, как их атаковали немцы. Пришлось принять неравный бой, с трудом им удалось вырваться из устроенной карателями ловушки.