Джеймс Джонс - Только позови

— Ну, москитная лихорадка скоро пройдет, — сказал ему полковник Харрис, лично прибывший в затерявшийся посреди джунглей палаточный лазарет, чтобы посмотреть Уинча. — Это не страшно. Хотя и противно.

— Спасибо, доктор, — выдавил Уинч.

Лихорадка-то и свалила его. Он брякнулся в обморок прямо на самодельный стол, как какой-нибудь зеленый призывник.

— И из тропической малярии выкарабкаетесь, — продолжал док Харрис. — Это подольше будет. Очень тяжелый случай. Надо было показаться, Март.

Уинч исхитрился скрывать приступы малярии целых два месяца. Сейчас он уже прошел через первый период, сопровождавшийся жуткой ломотой в суставах, через суточную эйфорию, когда его отпустило, и через второй период и валялся на походной койке с распухшими ярко — красными ладонями и сыпью по всему телу. Чувствовал он себя отвратно.

— Ладно, ладно, док. А еще-то чего, а?

Док Харрис постукивал торчащие передние зубы резинкой на конце новенького длинного желтого карандаша. Страсть как любит новенькие желтые карандаши.

— Боюсь, что есть еще кое-что, Март, — произнес он. — У вас повышенное давление.

Уинч не сразу нашелся что сказать. Потом засмеялся:

— Повышенное давление? Шутите, видать.

— Полагаю, что это серьезно. Обычно лихорадка снижает давление, а тут… Вот эвакуируем вас, они там все хорошенько обследуют. Но я почти уверен. Думаю, что они найдут у вас гипертонию. Первая стадия.

— Это что за штука?

— То, что я сказал, — ответил док Харрис. — Повышенное кровяное давление.

Через пару дней он заглянул еще раз, и у них состоялся разговор. К этому времени Уинч начал понемногу вставать. Ему не хотелось лежать, у него появилось такое чувство, будто его разобрали на части. Образованные меряют все физическим состоянием — чудно. Все они такие.

— С пехотой распростимся, Март. Придется соблюдать диету. Не пить, не курить. Не перевозбуждаться. Кофе и чай тоже противопоказаны. Может быть, стоит даже на бессолевую диету посадить. Я не могу разрешить вам вернуться в роту.

— Ну, вы даете, док! Я что, в пансионе для барышень у какой-нибудь старухи — ни кофе, ни чаю?

— Вы негодны к строевой, — заявил док Харрис.

— Выходит, мне повезло? — зло сказал Уинч.

— Сколько вам лет, Март?

— Сорок два. А что?

— Рановато для гипертонии.

— Ну и что? — Вовсе ему не повезло. Только половина его хотела вернуться в строй. Другая хотела остаться тут и казниться. Казниться стыдом и виной за то, что бросаешь товарищей. Будь ты хоть как болен или перебитый весь. Со всеми нами так, думал Уинч. — Что же это за болезнь такая, доктор?

Гипертония? По правде говоря, о ней не очень много известно. Одно из тех скрытых заболеваний, ход которых трудно предугадать. Можно завтра же свалиться с сердечным приступом или от кровоизлияния в мозг, а можно прожить до восьмидесяти. У Уинча, по мнению дока Харриса, причиной, скорее всего, было неумеренное потребление алкоголя. Ну и, конечно, курение. Последнее время проведены очень интересные эксперименты относительно воздействия алкоголя…

— Дерьмовое, выходит, мое дело, — проговорил Уинч.

Да нет, никто не обвиняет его в алкоголизме. Алкоголику с его обязанностями не справиться. Но выпить он, конечно, умеет, об этом легенды ходят. Сколько он потребляет в день?

— Вот именно, легенды, — сказал Уинч.

— Так сколько же? Полбутылки? Бутылку?

— Запросто, — решительно подтвердил Уинч.

— Полторы бутылки?

— Около того, — соврал Уинч. — Если достану. — По правде сказать, он и сам не знал, сколько он может выпить.

А много ли он курит? Две пачки в день? Все три? Так или иначе, док Харрис сказал, что, как только пройдет лихорадка и Уинч станет на ноги, давление у него подскочит.

Уинч слушал и кивал головой. Впервые он ощутил, как внутри у него что-то лопается. Наверно, так бывает, когда повиснешь за окном, ухватившись руками за карниз, и чувствуешь, что вот-вот пальцы распрямятся. И приходит вроде бы огромное облегчение. С каждым так, кого изувечило, с каждым из нас, думал он.

— Значит, меня и в самом деле в отставку?

— Думаю, что да. В пехоте вам нельзя.

Вот как оно вышло. Уинч знал Харриса шесть долгих лет. Харрис был дока в своем деле. Он говорил правду. Давление поднялось. Чем дальше от передовой, тем больше осторожничали и скрытничали чужие врачи. Но все равно он попал сюда.

Очевидно, они полагали, что лучше помалкивать до поры, чтобы не пугать пациентов. Уинч по большей части терпеть не мог медиков.

Поэтому-то, прежде чем отбыть, он и выспросил обо всем у дока Харриса.

При ослаблении сердечной деятельности смерть обычно наступает после пятидесяти. Это при условии, если будешь беречь сердце и у тебя не было приступов или кровоизлияний. С другой стороны, не редкость и долголетие больного. Ослабление сердечной деятельности — это постепенное ухудшение работы сердца. Сердце расширяется, теряет упругость, учащается пульс. Это приводит к скоплению жидкости в теле, появляются отеки. На последней стадии водянки жидкость заполняет даже плевритный мешок и легкие. Этим и объясняется летальный исход в половине случаев. Собственно говоря, это даже не заболевание — скорее состояние сердечно сосудистой системы. В этом смысле оно не поддается лечению. И все-таки шкала вероятности на сохранение жизни широка, она колеблется от двух-трех до нескольких десятилетий.

— Я пытаюсь объяснить, что вы можете прожить достаточно долго, если будете беречь себя, — заключил док Харрис.

Уинч старался не пропустить ни слова. Все мы так, когда дело доходит до наших собственных диагнозов и прогнозов, мелькнула мысль. И в этот самый момент он испытал какое-то особое чувство. Как в кино: ты стоишь перед важным судьей, а тот, плотно позавтракав, медленно, с расстановкой читает ужасный приговор, поскольку ты вляпался в какую-то вшивую историю.

— Так что моральный образ жизни имеет свои преимущества, — сказал док Харрис.

— Моральный! — взорвался было Уинч. — Ну да, конечно. Послушайте, док. Вы объяснили, как надо. Я все понял. А теперь вот что. Может, забудем, о чем мы говорили? Вы признаете меня годным и направляете обратно в строй. А?

— Не имею права, вы же знаете. — Док Харрис рассердился. — Нет, честное слово, я не понимаю вас, Март. Другие готовы в лепешку расшибиться, лишь бы их отправили домой, в Штаты. А их не отправляют.

— Вам-то виднее, — сказал Уинч.

— У вас ведь жена есть и дети, верно?

— А… ну, конечно. Есть где-то.

— Даже не знаете где?

— Конечно, знаю. В Сент-Луисе, наверное.

— Я не понимаю вас, — сказал док Харрис.

— Да нет, все очень просто. — Уинч встал. — Это ваше последнее слово?

— Да, думаю, что да.

Уинчу почему-то захотелось отдать честь полковнику. Он сделал поворот кругом. Дока Харриса он больше не видел. На следующий день в числе других его самолетом переправили на Новые Гебриды.