Армин Шейдербауер - Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Капитан Шнейдер побоялся взять на себя ответственность за нарушение приказа, когда я рассказал ему о своих намерениях. Он пожал плечами, но к определенному решению так и не пришел. Тогда я на свой страх и риск приказал приступить к оборудованию оборонительных позиций на холме в 50 метрах от опушки леса. В случае необходимости это дало бы нам возможность укрыться в лесу. Когда через несколько часов генерал позвонил снова, Шнейдер отказался от ответственности и к полевому телефону пришлось подойти мне. В надежде, что он не узнал от соседней с нами части, где именно прошел рубеж обороны, я стал врать смело и прямо. Я описал оборонительную линию, так как я ее себе представлял, если бы следовал требованиям приказа. После моего доклада выяснилось, что пехота противника уже начала небольшими группами пробираться к нашим позициям, а вскоре мы оказались под артиллерийским огнем. Мы видели, как по двум дорогам вражеские Т-34 беспрепятственно продвигались вперед. Их удалось остановить только на окраине города, где они натолкнулись на противотанковый заслон.

Примерно в полдень мы вошли в город Расейняй. Его старейшей постройкой был огромный женский монастырь многовековой давности. Мне, конечно, очень хотелось заглянуть вовнутрь обители, увидеть настоятельницу, в общем, познакомиться, так сказать, с жизнью монахинь. Вместо этого я подошел к раздаточной стойке столовой и вежливо попросил яичницу. Немного погодя молодая женщина, не монахиня, сунула мне в окошко тарелку, на которой лежало одно крохотное яйцо. Она отнеслась ко мне так, словно я выпрашивал у нее ежедневную порцию супа для бедных. На ее глазах и на глазах монахини, которая заведовала кухней, я велел Вальтеру съесть это яйцо и сказал женщинам, что им следует приберечь свои запасы для русских, потому что они наверняка смогут оказать надлежащее уважение к их святости.

Приведу отрывок из истории дивизии, относящийся к сражению за Расейняй:

«Танки противника ворвались в Расейняй. Контратакой 252-й дивизии противник был выбит из города. 9 августа, несмотря на ввод в действие 7-й танковой дивизии и боевой группы «Вертерн», Расейняй был снова оставлен. Однако, удовлетворившись достигнутым успехом, противник прекратил дальнейшее продвижение. На возвышенности и на окраинах города были развернуты: отдельный фузилерный батальон, 7-й гренадерский полк, 472-й гренадерский полк, артиллерийский полк, противотанковый дивизион и саперный батальон. 15 августа с привлечением всех имевшихся в наличии сил нашей дивизии, в образцовом взаимодействии с 7-й танковой дивизией, город Расейняй и прежние позиции были взяты. В тяжелых боях, продолжавшихся несколько дней, эти позиции были удержаны.

В дополнение к уже упомянутым частям, в боях на участке 252-й пехотной дивизии также принимали участие разведывательный батальон, 500-й десантный батальон СС, две бригады штурмовых орудий, артиллерийские части армейского подчинения и несколько 88-мм самоходных орудий. 15 августа дивизия была упомянута в сводке Верховного командования Вермахта. В июле и августе против 9-го армейского корпуса, и таким образом, также и против 252-й пехотной дивизии противник ввел в действие 5-ю гвардейскую танковую армию, в составе 3-го гвардейского танкового корпуса и 29-го танкового корпуса. В этих ожесточенных боях силы противника были истощены. Литовское население было настроено дружелюбно и проявляло готовность оказывать помощь войскам. После закрепления на отбитых у противника позициях началось проведение мероприятий по переформированию частей и пополнению командного состава.

В это же время в дивизию вернулись остатки 461-го гренадерского полка, 3-го батальона 472-го полка, артиллерийский дивизион и 2-я саперная рота. С прибывшим пополнением вернулся выздоровевший после ранения полковник Дорн, который вступил в командование 7-м гренадерским полком. Майор фон Гарн принял командование 461-м гренадерским полком. 472-м гренадерским полком командовал майор Герцог. Таким образом, соединение было сформировано заново. Путем изъятия транспортных средств из тыловых частей и учреждений, а также из-за уменьшения протяженности коммуникаций и сокращения нагрузки на транспорт в целом соединение стало более подвижным».

5 августа, введя в действие значительные силы пехоты и танков, русские овладели половиной города, включая заметный-издалека холм «Восточный» с находившейся на нем больницей, и женский монастырь. Противник также занял примыкавшую к городу с юга низину и расположенную за ней возвышенность. Со своего командного пункта мне довелось увидеть атаку вражеских танков, которые пересекали эту низину. Танки быстро приближались к огневым позициям нашей артиллерии. Хорошо замаскированные гаубицы расположились в кустарнике. Из окна дома я видел, как артиллеристы уничтожили семь танков. Они вели огонь прямой наводкой снарядами с взрывателями ударного действия. Последний танк подошел к ним на 50 метров.

Штабу моего батальона, и мне в том числе, опять повезло. Сначала батальон находился в резерве. Позднее из его состава начали выводить одну роту за другой и передавать в распоряжение других частей. Своего боевого участка у нас не было, и поэтому моя деятельность свелась к возможно более скорой передаче приказов о передаче подразделений в другие батальоны и контролю за их исполнением.

Тем временем город находился под сильным огнем. Об отражении танковой атаки в низине я немедленно доложил майору фон Гарну. Его командный пункт находился в городском доме, откуда это место не просматривалось. В свою очередь, мы располагались на западной окраине города в одноэтажном доме на территории деревообрабатывающего завода. Заводские ворота были закрыты, жители и рабочие исчезли. В доме была устроена коптильня, в которой рядами висели крупные куски бекона. Отцы семейств не упустили такой возможности и поспешили собрать посылки для отправки домой.

Мой друг Гельмут Кристен вместе со своими артиллеристами расположился на небольшой ферме в ста метрах к югу от нас. Днем я зашел к нему. В тени орешника мы распили бутылку бургонского с армейского склада. Его маленький песик повесил голову. Он был явно болен. Через несколько дней он умер от чумки. Нежная забота и даже консультация ветеринара артиллерийского полка не смогли ему помочь.

Наш командный пункт на территории завода был далеко небезопасным. Рядом с ним постоянно взрывались снаряды. После того как восемь бронебойных снарядов танковых орудий прошили две стены у меня над головой, мы перенесли командный пункт на 300 метров к западу, в маленький придорожный домик. В это время мы получили около ста человек пополнения. Это были совсем молодые ребята. Когда их распределяли по подразделениям батальона, русские выпустили несколько снарядов по дороге перед домом. Эти ребята настолько испугались, что многие из них даже не укрылись. Трое были убиты на месте. Еще двое получили осколочные ранения. Остальные еще долго не могли прийти в себя от пережитого потрясения.