Александр Марков - По обе линии фронта

— Хочу одну вещь вам показать, — сказал первый же из встреченных прохожих — парень лет двадцати пяти, одетый в джинсы и черную майку.

— Давай, — кивнул Сергей.

Парень поманил его за собой, порылся в куче мусора, достал огромный осколок ракеты.

— Такими стены бункеров пробивать можно, — сказал парень, как будто что-то понимал в осадном деле. — А у нас в поселке теперь водопровод разрушен, электричества нет, и в домах все окна перебиты. Если в доме никого не будет, любой мародер войдет и возьмет все, что захочет.

От бензоколонки остались лишь обгоревшие, искореженные от высокой температуры, колонки, да выгоревший дотла домик. Асфальт сплавился, как поджаристая корка на пироге. Бензоколонка могла сгореть и от брошенного окурка, а не только от попавшей в нее ракеты. Она, наверняка, пылала так, что ее было видно за много километров, и какое-то время могла вполне заменить маяк, указывающий ночью кораблям безопасные подходы к берегу.

Неподалеку от бензоколонки теплилась какая-то жизнь, хотя слово «теплилась» и неправильное. Жизнь в том здании, к которому шли сейчас Сергей и Илья, просто кипела. Оказалось, что это ремонтная мастерская. Перед ней стоял «Мерседес» с огромными дырками в корпусе. Размером они, наверное, были с яблоко. Борта не просто пробили, а вырвали куски железа: из дверей, крыши, капота, за которым скрывался двигатель. Ясно, что и сам двигатель постигла нелегкая судьба.

Возле машины спорили двое мужчин, вернее даже не спорили, потому что тот, что был одет в рабочий комбинезон, только слушал, изредка вставляя слово-другое, чем вызывал новый словесный поток со стороны своего собеседника. Тот, похоже, был владельцем машины.

— Но я-то тут причем? — похоже, вопрошал рабочий. — Я что ли машину разбил?

— Я ее вам оставил, должны были следить.

Громов с интересом наблюдал за этой перепалкой.

Правда Илья на этот раз не снимал. Не хотелось ему, чтобы, увидев, как его снимают, владелец машины перекинул свой гнев с автомастера на пришельцев. Вдруг еще кулаки в ход пустит? Справиться с ним труда не составит, но в драке камера повредиться может. Часто объектом нападок операторы становились на митингах левой оппозиции — какой-нибудь «Трудовой России». Вели митингующие себя соответственно и собирались ради того, чтобы выпустить негативные эмоции и вдоволь накричаться.

Тем временем, владелец машины заметил, что аудитория его слушателей заметно возросла, и с удвоенной энергией стал объяснять теперь уже Громову, что произошло.

— Ты представляешь, вчера пригнал машину в мастерскую. Чуток подполировать надо было. Все бы к утру сделали. Но вот видишь, что вышло. Подполировать оставил, — он добавил какую-то длинную фразу, в которой угадывались элементы русского мата, и со злостью посмотрел на механика.

— Ну, мне что грудью на нее ложиться следовало и от осколков защищать? — спросил механик, разводя руки в стороны, тем самым подливая масла в огонь спора. Это было очень выгодно Громову. Он скосил глаза, взглянул на Илью и заметил, что тот уже снимает.

— Я вам ее оставил, значит, вы за машину отвечаете. Что мне теперь с ней делать? Дырки заделаете, а с двигателем что? Так его менять надо. Запасной есть?

— Откуда? — удивился механик.

— Мне что ли его искать?

— Да.

— Эх, — владелец машины отчего-то сразу сник, словно шарик из которого выпустили воздух, понял видимо, что криками ничего здесь не добьется. Даже если он сейчас вытащит из машины гаечный ключ и проломит им голову механику, починке это не поможет. В любом случае, придется ему где-то двигатель искать. Оставил полировать. Зачем?

Тем временем, по другую сторону границы, на смену второй группе приехала третья. Громов и сам уже начал считать дни до своего возвращения домой. Правда он еще не повесил на стенку в гостиничном номере календарь, для того чтобы каждый день зачеркивать в нем цифру, как делал этого некогда в спортивном лагере. Ему очень хотелось поговорить с коллегами, узнать из первых уст, что там у них происходит, да и корреспондент, еще из Москвы, радостно говорил, что если связь позволит, то обязательно созвониться с ним, когда приедет в Израиль.

— Не, не стоит, — огорошил его Сергей и тут же пояснил, чтобы коллега не подумал, будто он с ним просто разговаривать не хочет, — разговоры все прослушиваются. Вот если позвонишь мне, возьмут вас там за одно место, мало не покажется. Лучше не рискуй.

Уже в Москве коллеги восторженно рассказывали Сергею, о том, как на арендованной машине они налепили черным скотчем буквы TV, но скотч оказался таким ядреным, что намертво въелся в краску машины, точно сплавился с ней и они, как ни старались, никак не могли его отодрать. В прокатном бюро, принимая машину, чесали головы, попробовали тоже со скотчем справиться, но безуспешно и в результате выкатили счет в двести долларов за порчу автомобиля, как будто они поцарапали капот, и теперь его надо было перекрашивать. Корреспондент начал возмущаться. Он был не уверен, что этот счет оплатят в бухгалтерии, а из своего кармана платить такую сумму совсем не хотелось.

— И кому нам эту машину сдавать в аренду? — возражали ему представители прокатной фирмы, — съемочным группам? Можно подумать, что их тут очень много. Вот если вы отдерете скотч, тогда никаких вопросов.

Черт его знает, что надо было сделать, чтобы это получилось. Полить его каким-нибудь растворителем? Но вместе со скотчем тогда и краска пойдет волдырями, начнет стираться с металла, как гуашь. Пришлось выкладывать означенную сумму. Единственное, что удалось сделать — это уговорить вписать в счет эти проклятые двести долларов не отдельной строкой, а в общую сумму аренды. И как только пришли к этому консенсусу, все вопросы разрешились сами собой, поскольку теперь точно не пришлось бы ничего платить из своего кармана. Сергей кивал, слушая этот рассказ. Однажды в Пакистане он попал в схожую ситуацию. Правда, счет был раз в двадцать поменьше. На арендованной машине сломался магнитофон, пришлось его чинить, водитель принес счет, но бухгалтерия эти жалкие десять долларов Сергею так и не вернула.

С коллегами из Израиля они встречались только заочно, хотя для тех, кто смотрел их прямые включения по телевизору, казалось, что они стоят рядом. Экран делился на две части точно посредине. По одну сторону был Громов, он находился в Ливане, а по другую коллега — из Израиля. Создавалось впечатление, что они перед выступлением уже успели перекинуться парой слов.

На Громова повесили наушники, дали в руки микрофон, и теперь он ждал, когда его вызовет студия, чтобы проверить связь. В наушниках сперва были шум помех, потом прорезался голос, но обращались не к Сергею, а к его коллеге, который находился в Израиле. Наконец дело дошло и до Громова. Переговоры напоминали те, что происходят в Центре управления полетами в Королеве, когда на связь выходит кто-нибудь из космонавтов.