Вилль Бертхольд - Гибель линкора «Бисмарк». Немецкий флагман против британских ВМС. 1940-1941

Командир «Роднея», капитан Далримпл-Гамильтон, чей сын служил гардемарином на корабле «Кинг Джордж V», решил проявить инициативу и атаковать «Бисмарк» с носа, используя всю мощь бортовых орудий.

Сейчас «Родней» подошел к противнику на самую короткую дистанцию, и германский флагман открыл по нему лихорадочный огонь.

Немецкие снаряды стали падать в опасной близости от него. Но британский линкор продолжал решительные действия. Артиллерийский офицер видел в бинокль, что «Бисмарк» в любом случае вскоре замолкнет. Затем в дело пойдут торпеды для решающего удара.

Бой продолжался уже два часа. Представлялось невероятным, сколько мог выдержать германский флагман. Англичане били по нему из всех стволов. Колосс нужно утопить! Из чего, черт побери, он изготовлен? Разве немецкая сталь отличается от английской? Неужели она прочнее снарядов? Почему они вообще ведут бой? Ведь у них нет ни одного шанса! Должно быть, на борту германского флагмана царил сущий ад. Все время поступали донесения: пожары на корме, рядом со шпилем, у гюйса, в средней части корпуса. Прямое попадание в надстройку.

Артиллеристы били чертовски точно. Практически безошибочно. Снаряды долбили бронированные плиты беспрерывно.

Адмирал Тови решил довести дело до конца как можно скорее, ведь топливо было на исходе. Полученные донесения свидетельствовали о том, что снарядами больше ничего нельзя было сделать.

Привели в боевую готовность торпеды.

Эльза Биркен, невеста старшего матроса Линка, совершила небольшую прогулку к ратуше. Следовало ли ей подождать со свадьбой до приезда жениха домой в отпуск? О небо, как отличались ее мечты об этом дне от действительности!

Наконец, наступил момент, когда Эльзе взгрустнулось. Ей следовало быть одетой в белое платье, как и другие невесты. Со шлейфом. После венчания в церкви муж бросал бы мальчишкам монеты. Затем они могли поехать к фотографу и запечатлеться на вечную память. Фотография до конца их жизни висела бы в гостиной над диваном…

Так должно было быть…

«Вздор, – подумала Эльза, – так бывает в мирное время. Теперь же идет война. Другие девчонки вообще обречены на одиночество. Когда война закончится, тогда все образуется. Ганс унаследует от отца бакалейную лавку. Большой доход она не даст, но этих средств хватит на два, три, четыре человека.

Мы – люди простые, – размышляла Эльза. – Можем подождать. Спешить некуда. Люди, думающие, что он не вернется, глубоко заблуждаются, и им будет стыдно за свои мысли».

Газеты заполнены статьями о «Бисмарке». «Он вернется, – убеждала она себя. – Он должен вернуться! И эта проклятая война, которая стала на пути нашего счастья, обязательно закончится».

Самое грустное то, что кресло рядом с ней пустовало. Мэр поднялся и начал речь.

– Уважаемые жених и невеста, – произнес он, в то время как присутствовавшие в зале прятали улыбки. Затем респектабельный господин стал говорить об отечестве, долге перед нацией.

Эльза не слушала его. Эти вещи радио и газеты вдалбливали в голову людей целых восемь лет. Ее мысли были далеко отсюда.

Мэр знал текст наизусть. Это лишало сказанное естественности. Над головой мэра висел портрет Гитлера. Солнечные лучи освещали изображение слева. От этого портрет как бы увеличивался в размере, и казалось, будто человек, чьи изображения вывешивали в каждой гостинице, школе, учреждении, надул щеки.

«Портрет отлично гармонирует с его голосом», – подумала Эльза.

Затем она снова в мыслях вернулась к происходящей церемонии и заставила себя вслушаться в слова мэра.

Впервые в жизни она расписалась как Линк. Потом обняла свекровь и свекра.

В этот момент Эльза Биркен не могла знать, что, не будучи еще женой, стала вдовой. Она вышла замуж за покойника задолго до того, как в ходе войны возникла мода связывать себя узами брака с погибшими…

Сначала Лаухсу, Линку и Мессмеру показалось, что наверху не так уж плохо. Проходы в надстройке освещались и были освобождены от всего лишнего. Не было ни беспорядка, ни паники. Затем они увидели первых раненых, протискивавшихся сквозь деформированные люки. Стали привыкать к дыму и вони. Спотыкаясь о различные предметы и спутанные провода, преодолевали темноту и страх, научились без страха переступать через трупы. Представший хаос ошеломил их.

На одной из верхних палуб они обнаружили матроса, беспомощно жавшегося к переборке.

– Что с тобой, братец? – спросил Лаухс.

– Оторвало обе стопы.

– Потерпи. Мы отнесем тебя в перевязочный пункт.

– Перевязочный пункт? – застонал матрос. – От него ничего не осталось.

– Вздор. Если останешься здесь, помрешь.

– Я хочу умереть.

Они протащили матроса несколько метров, но он отчаянно сопротивлялся.

– Оставьте его, – сказал наконец Лаухс.

Вскоре они осознали, насколько прав был раненый матрос…

Приятели наткнулись на пункт экстренной перевязки. Лаухс подошел к старшему и спросил:

– Куда нам идти?

– Идите куда хотите, – неласково ответил врач. Он работал в одной рубашке. Волосы свешивались на лицо. Он тяжело дышал и ругался. Но во время разговора с ранеными его голос вмиг преображался, становясь мягким и деликатным. Приятели чувствовали себя неловко, старались смотреть в сторону, но не могли сдержать слез.

– Не могу больше выносить это, – пожаловался Линк. – Не могу сделать и шагу. Не могу больше видеть это. Нужно кончать! Кончать с этим сумасшествием!

– Возьми себя в руки, – осадил его Мессмер.

– Не могу, – стонал Линк.

Орудия англичан вновь открыли огонь. Кто-то размахивал факелом.

– Аварийное освещение сейчас включат, – сообщил старшина.

– Сколько у нас осталось морфия? – поинтересовался врач. – Оставьте его там, где лежит, он мертв. Идите, не стойте здесь, как мумии, – заорал он на Мессмера в следующий момент. – Уберите его отсюда!

– Куда?

– Где не будет мешать!

Линк едва себя сдерживал. Мессмер кричал на него, но он не обращал внимания. Затем включили аварийное освещение. Старшина что-то бормотал себе под нос. Он не осознавал, что повторяет слова молитвы. Так продолжалось до тех пор, пока сказанное не приобрело смысл для него самого и окружающих. Он испугался собственного голоса, замолчал, будто смутившись, затем заговорил громко и внятно:

– Отец наш Небесный, да светится имя Твое…

Вскрикнул раненый. Пронзительно. Отчаянно.

– Нет, – кричал он, – не дам отрезать ногу!

– Да придет царствие Твое на Земле, как в Небесах…

Разорвался снаряд. Взрыв. Крики. Столпотворение. Ругань.

– Заткнись! – напустился Мессмер на старшину. – Заткнись!

– Оставь его в покое! – шикнул Лаухс.

– Дай нам хлеб насущный днесь, прости нам наши грехи, как мы прощаем грешников.