Гордон Оллред - Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников

Мне нужно было как можно быстрее вставать! Страх поразил меня, и я не мог двигаться! Несколько секунд мои ноги были как деревянные. Правая рука сильно ныла в области локтя и казалась парализованной. Усилием воли я соскочил с койки, и, когда встал на пол, боль вонзилась в тело тысячами острых осколков. Однако шок вернул мышцы к жизни, и я стал натягивать на себя брюки и рубашку.

Я стремительно завязывал шнурки, но Сакигава и Змей, проходя мимо, скомандовали:

– Пошевеливайся!

Заправив койки, мы с ворчаньем и гримасами выбрались на первое построение. Когда мы стояли, глядя прямо перед собой, я понял, что каждый получил достаточно ссадин и ран. Боковым зрением я увидел осунувшиеся лица, царапины и синяки.

Глядя на нас, Боров улыбался во весь рот.

– Тяжело? – спросил он. – Больно? Ах, какая жалость. – Боров сморщил свои толстые губы. – Естественно, чего же вы хотели? Все вы щуплые и дряблые, как старухи. Слабаки. У вас нет никакой выносливости. Достойные сыны Японии! Ну ничего, двадцать минут пробежки помогут вам размяться. Конечно, я с удовольствием пробежался бы с вами, но, как вы понимаете, мы, сержанты, к сожалению, подвергаемся дискриминации. – С наигранной горечью он опустил глаза. – Нас заставляют ездить на велосипедах.

Построив нас в колонну, Боров скомандовал:

– Шагом марш!

Каждый шаг был пыткой. Мы шли словно надломленные старики.

– Ужасно! Ужасно! – кричал старший сержант. – Раз вы не умеете ходить, будем учиться бегать. Бегом марш!

Послышался какой-то треск, и последний парень натолкнулся на впереди бежавшего. Медленно, превозмогая боль, наша колонна, пошатываясь, двинулась вперед, словно стая уток.

Пока мы, хромая, бежали по взлетно-посадочной полосе, Боров лениво кружил на своем велосипеде, то визжа, то ругаясь, то гогоча и выкрикивая насмешки. В руках он держал бамбуковую палку около четырех сантиметров в диаметре. После того как мы пробежали полмили, некоторые начали отставать.

– Быстрее! Быстрее! – подгонял их Боров.

Через милю несколько ребят совсем отстали.

Один из них отделился от общей группы сначала на несколько футов, потом на несколько ярдов.

Причем расстояние продолжало увеличиваться. Боров оглянулся и заколесил к отставшему. Когда мы добежали до края взлетно-посадочной полосы, чтобы сделать разворот, я оглянулся. Парень лежал на земле, а Боров колотил его бамбуковой палкой. Но даже это не помогало. Бедняга потерял сознание.

Бег продолжался, и все больше и больше ребят начали отставать. Один споткнулся и рухнул на бетон. Два товарища помогли ему подняться, но он не мог стоять на ногах, когда несчастного потащили вперед. Конечно, двоим нести третьего долго не удалось. Да и Боров вскоре подъехал к ним и начал бить всех троих. Закончив экзекуцию, он покатил вдоль нашей колонны, ругая нас на чем свет стоит.

– Вот как атакует истребитель! – орал старший сержант. – Быстро! Неожиданно! Смертоносно! – Он ехал и колотил каждого по голове. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть…

К счастью, его удары не всегда достигали цели.

Я почувствовал, как палка просвистела у меня над головой, и через мгновение, войдя в роль истребителя, Боров опрокинул одного курсанта страшным ударом.

– Неповоротливая задница, – прокаркал он.

«Какая радость! – подумал я. – Сбит прославленный летчик!»

– По мере того как бег становился совсем невыносимым, ребята один за другим начали терять сознание. Наконец, нас осталось четверо или пятеро. Видимо, Боров тоже немного устал и приказал остановиться. Все мы судорожно хватали ртом воздух, но, должен признать, мышцы болеть перестали. Когда мы остановились согнувшись – в позах, выражающих внимание, – истребитель сердито посмотрел на нас, улыбнулся и заметил – Всего-навсего короткая прогулка перед завтраком, правда, ребята?

Бамбуковая палка мелькнула в воздухе и едва не разломилась пополам.

Таким было начало неудачного дня. После обеда Змей познакомил нас с еще несколькими играми. Последняя заключалась в ползании по казарме на животе под койками. И все потому, что пол был грязнее, чем «в свинарнике». Я полз вперед, и передо мной маячили пятки соседа. От одного только прикосновения к полу я начал засыпать. Сон буквально одолевал меня. Как было бы чудесно, если бы я незаметно выбрался из этой вереницы, просто тихо лег под койкой и спал бы, и спал… Желание уснуть нахлынуло на меня, как водоворот, но тут же раздался крик:

– Ползи сюда!

Я уткнулся в чьи-то сапоги.

Через какое-то время Змей ушел, и с кухни принесли деревянные бадьи с едой. Я яростно набросился на свою миску с рисом, когда кто-то произнес:

– Привет, старина Кувахара.

– Привет, Накамура! – ответил я. – Сиди, сиди, пожалуйста.

Ничего, кроме традиционного приветствия, да и голодны мы были так, что особенно не поговоришь. И все-таки как здорово было иметь друга. Накамура был одним из тех, кто не упал во время нашей утренней «короткой прогулки».

– Грязный сукин сын, – прошептал он. – Небось наглотался сегодня своих таблеток, а?

– Да, – согласился я. – Совсем ополоумел.

На самом деле никто из нас не видел, принимал ли что-нибудь Боров, но было приятно думать, что у него «съехала крыша». Вскоре мысль, что у старшего сержанта не в порядке с головой, стала передаваться из уст в уста.

– Подожди, – уверял меня Накамура, – эта толстая задница как-нибудь получит. Придет темный вечерок…

– Это точно, – согласился я.

Опять мы выдавали желаемое за действительное. Но желание это было огромным. Просто думать об этом и знать, что другие думали так же, – уже одно это поднимало мой дух. Поначалу многие ребята молчали, но, как товарищи по несчастью, мы быстро подружились. Было здорово сочувствовать друг другу и вместе ненавидеть.

Наша короткая передышка закончилась, и вскоре мы познакомились с другими играми. Когда мы проявляли недостаточную выносливость, нас заставляли ложиться на бок, а потом подниматься с помощью одной руки и ноги и балансировать. Эксперимент интересный, и сначала он казался простым, но с течением времени становилось все труднее и труднее. В конце концов, в этой идиотской позе нельзя было продержаться больше нескольких секунд. Раз за разом мы балансировали. Наши тела представляли собой своеобразную букву «Х». Руки и ноги начинали дрожать, затем подламывались. Через полчаса мы плюхались на землю, уже не балансируя.

На этой стадии наши сержанты начали использовать кнуты. Мы лежали, задыхаясь, стеная и ожидая удара кнута или палки. Один раз кнут, словно кислота, обжег мою шею и ухо, но я только непроизвольно сжался и попытался закрыться. Я был почти парализован.

В течение дня мы подверглись еще дюжине новых видов наказаний, и вечером Боров довел издевательства до логического завершения. Мыне смогли повторить вслух пять основных пунктов Имперской присяги, а точнее, предписания.