Петр Андреев - Военные воспоминания

Напарившись в бане, за рюмкой водки я стал исподволь расспрашивать хозяина о его жизненном пути. И вот, что мне рассказал Максим Федотович ( Максим Федотович Прохоров. Второй муж Ефросинии Яковлевны Желниной (?) (дев. Муравской) - тети Фрузы - старшей сестры жены П. Х. Андреева - Марии Яковлевны Андреевой (Муравской) ).

Родился он в деревне Корь, дверов в 20, в глухом лесном краю северной части Смоленской области. Кругом лес да болота. Ближайшие города - Смоленск в 130 км и Витебск - в 80 км. До Западной Двины около 20 км. Небольшие поля, отвоеванные у леса, не могли прокормить население деревни. Подспорьем были дары леса - грибы и ягоды и мизерные заработки на лесозаготовках. Все мужчины с осени до весны работали в лесу. Рубили лес. Затем его трелевали (подтаскивали волоком к дорогам). Тогда не производили сплошных вырубок, рубили только спелые деревья. Следующая операция - это вывозка бревен на лесные склады на берегу реки, на санях и подсанках лошадьми на 20 км. Наступала весенняя распутица, менялась и деятельность деревенских мужиков. Лошади ставились на откорм к предстоящим полевым работам, а мужики уходили на вязку плотов. Пока стоял лед, плоты вязались на берегу в местах, с расчетом, что когда пройдет ледоход, паводковые воды поднимут плоты и они будут готовы к сплаву. Но на берегу вязались только небольшая часть плотов. Основная часть вязалась на воде. Бревна со штабелей скатывались в воду и здесь сплавщики, стоя в ледяной воде, баграми подгоняли бревна к гленям (это часть плота длиной в одно бревно) и соединяли их между собой клибами (это перекрученные до смятия древесины молодые березки). Глени, штук 10-12 связывались между собой веревками, и получался членистый гибкий плот. На обоих концах плота устанавливались дригалки (весла из бревен длиной 6-8 метров. Одни конец затесан лопатой, а на другом - ручка. Дригалка вставлялась в гнездо, вырезанное в привязанном поперек глени бревне и плот готов к сплаву. Плоты гнали в Латвию, в Ригу. На каждом плоту два сплавщика. Никаких укрытий на плотах не делалось. Единственное вооружение - это поддон с песком, место для костра. Поскольку русло реки неширокое и глубина небольшая, а местами река и порожистая, плоты гнали только днем. Вечером плот причаливался к берегу. Плот сплавщиками принимался и, естественно, в Риге сдавался в кубических метрах и в штуках бревен. За каждое потерянное бревно со сплавщиков удерживалось из их зарплаты. А в тех случаях, когда гленя, а то и весь плот разбивались на порогах, несмотря на то, что в Риге были устроены ловушки, вылавливающие все бревна разбитых платов, сплавщикам приходилось отрабатывать свой долг долгие годы. На сплав одного плота уходило 2-3 недели.

Я спросил Максима Федотовича, сколько же платили за этот каторжный труд. Ответил, что он не помнит, но очень немного. Деньги нужны были на налоги. Покупали и гостинец для детей и жен. Чаще всего это был колотый сахар, буханка хлеба и, если был ударный перегон, то и с килограмм чайной колбасы.

Деньги и цены сейчас и тогда трудно сопоставить, но у меня на всю жизнь осталось в памяти, как мой старший брат Сергей, 20-го года рождения, в конце 30-х годов тоже одни раз гонял плот в Ригу. И по возвращении, не было конца радости, он, на заработанные за три недели деньги, купил довольно много - поношенные хромовые сапоги со старыми калошами. В то время в деревне он был чуть ли не единственным обладателем такой роскоши.

Вернемся в деревню Корь. На мой вопрос, как жили крестьяне деревни до революции и после, Максим ответил - «Неплохо, и до революции, и после - ничего не изменилось. Работали всегда много. Только после революции стали платить большие налоги и по продразверстке стали забирать весь хлеб. И раньше хлеба не хватало, добавляли в него мякину и картошку, а к тридцатому году и вовсе перешли на липовый лист и лебеду. Но совсем плохо стало с начала коллективизации».

Семья Прохорова Федота попала в списки кулаков. И виноват в этом был Николай Алекандрович. Да, царь Российский, Николай II и мать Федота.

Вырос Федот статным красавцем, и призвали его в царскую армию, да еще и в гвардию. Служил он в охране царской резиденции - Зимнего дворца. И, видно, неплохо служил, потому что, когда пришло время демобилизоваться, царь ему, а, скорее, кто-то другой от царского имени, отвалил несколько золотых.

Приехал гвардеец в родную деревню. И показалось ему, что очень уж сильно контрастирует отцовская хата с Зимним дворцом. Первое, что он сделал - это сменил крышу, соломенную - на черепичную. Все хоты в деревне стоят под соломой, а у Прохоровых под черепицей. Да и во всей округе черепичных и металлических крыш не было. Кроме, как в городе Велиже. Правда, в других деревнях, было несколько хат, крытых не соломой, а гонтом или драницами, но, чтобы черепицей - такого не было.

К десятому году прошлого столетия у Федота было уже 3 дочери, а в десятом родился Максим. Все сестры и Максим росли у хозяйственных трудолюбивых родителей здоровыми и работящими детьми. В первой половине двадцатых годов получили надел земли (раньше земля была общинной). На 6 человек получили около 6 гектаров. И шесть человек, трудолюбивых, здоровых людей, стали стремиться выйти в «лучшие». Максим Федотович помнит, что тогда приобрели они очень хорошего вороного жеребца. В другом-то особенно и не выделялись среди своих, деревенских. Кроме жеребца, держали двух коров, пять-шесть овец, всегда поросенка, кур. Ну, конечно, собака и кошка - говорит Федотыч.

- Батраков держали? - спрашиваю я.

- Каких батраков? Мы сами всегда другим помогали, да еще прирабатывали на лесных работах. Девки заготавливали дрова. Дров надо было много. Сельсовет и школа в Буднице и весь город Велиж отапливались дровами. Да и деньги нужны были, чтобы платить налоги, да и купить надо было что-то, чтобы одеваться. Правда, в купленном ходили мало. Разве что только, девки платок да кофту оденут в праздник. А так все свое. Обувь - лапти. Лыко драть было запрещено, но лес рядом. Воровали. Днем липняка нарубишь, обдерешь и вязанку спрячешь в лесу, а ночью притащишь. Зимними вечерами сидишь у коптилки и плетешь обувь на всю семью. Я и сейчас еще умею плести лапти, хоть похлапни, хоть коверзни тебе сплету (похлапни - праздничные, коверзни - повседневные). Штаны, рубахи, юбки - все шили из льняной ткани, которую сами и ткали. Бывало, бабы и спать не ложатся, всю ночь прядут, затем ткут, а весной отбеливают в речке и расстилают на лугу.

Верхнюю одежду тоже не покупали. Шубы шили из овчины, которую подпольно выделывали редкие в то время специалисты. Тогда это было очень серьезным преступлением. Шкуры надо было сдавать. Поймают кожемяку - посадят. Скот у крестьян весь брался на учет. Проверяли, недостает - значит забил. Где квитанция на сданную шкуру? Нет? Плати штраф. Дело дошло до того, что стали требовать в обязательном порядке свиней не палить, а обдирать шкуру. А шкура с поросенка сдирается вместе с салом. Тогда стали забивать свиней ночью или угоняя в лес. Но власти в каждом селе назначили уполномоченного по контролю забоя свиней, и им же было вменено в обязанность свиней обдирать. Люди как-то приспосабливались жить. Когда по дворам ходили переписчики скота, слух несколько опережал их приход и некоторые крестьяне успевали спрятать подлежащий забою скот (поросенка или теленка). Овечью шерсть пряли. Ткали ткань. Затем валяли и получали сукно. Из сукна шили армяки и суконные штаны и юбки для зимы. Валенки катали дома. По деревням ходили валенщицы и выполняли за соответствующую оплату работу на дому.