Владислав Шурыгин - Русский капитан

— …По ним даже шифротелеграмма пришла. Здесь вообще обычных делегаций не бывает. Думаешь, очень нужна Западу эта сраная Чечня? Щаз! Им надо, что бы мы здесь сидели в дерьме по самые уши. И сидели как можно дольше. Потому только разведка сюда и лезет. Привыкай, старичок! В этом дерьме, только такие же как мы скарабеи роются…

…По диплому Олег был «перс». Языки с детства давались ему на удивление легко. С семи лет он свободно говорил по-немецки, изучив его за два года, пока отец служил в Дрездене. Потом, в московской спецшколе так же легко изучил английский, на котором даже пытался писать стихи и занял первое место на городской олимпиаде. В институте он попросился в группу, изучающую персидскую группу языков. И уже к третьему курсу стал одним из лучших. «Фарси», «дари» и «пушту» он брал с налета. А на последнем курсе, под влиянием рассказов бывших выпускников о войне в Чечне, в тайне от отца, который был категорически против его «увлечения Чечней», он занялся чеченским языком.

Отличное знание языков плюс генеральские звезды отца определили его дальнейшую службу. По выпуску Кудрявцев поучил назначение в одно из подразделений центрального аппарата Главного Разведывательного Управления и там продолжил изучение чеченского языка, благо, на новом месте материалов и возможностей для этого было предостаточно. Отдел занимался переводом радиоперехватов…

В том, что его почти не выпускали с Ханкалы, Олег не без основательно подозревал отца. Кудрявцев старший, совершенно случайно узнавший от своего товарища, что сын за год умудрился не только стать переводчиком с чеченского, но еще и сам напросился в командировку, пришел в неписуемую ярость. Вызванный «на ковер» в кабинет отца, Олег услышал столько эпитетов в свой адрес, сколько не слышал их до этого за всю жизнь.

— …Никогда не думал, что вырастил полного мудака! — громыхал отец. — Чего тебе не хватает? Романтики захотелось? Когда тебе чечены жопу на фашистский знак порвут — будет тебе романтика! Я, как последний идиот, пытаюсь устроить его будущее. Готовлю ему нормальную командировку в нормальную страну. А этот… ломится в Чечню. Да ты хоть понимаешь, что ты творишь? Если там… — отец ткнул пальцем в потолок, — …решат, что ты «чеченец», то, все! — так до пенсии и будешь ползать по этому гребанному Кавказу. Ты о матери, стервец, подумал? Как ей, с ее давлением, сказать, что единственный сынок решил в Чечню мотануть, романтики набраться?..

А случись что, думаешь, тебе памятник Путин поставит, или если тебе ногу оторвет, Дашка твоя будет из под тебя горшки выносить? Хрен ты угадал! Калеки бабам только в фильмах нужны. А так, махнет хвостом и — поминай, как звали!..

Из кабинета отца он вышел совершенно сломленным и раздавленным. Если бы в тот же день можно было все отыграть назад, он, конечно, все вернул бы назад. Но армия есть армия — принятые решения в ней обычно выполняются. И уже через неделю семья провожала Олега на аэродром «Чкаловский». За эти дни отец немного поостыл. И хотя в его серых глазах не пропал стальной блеск раздражения, он помягчал. Так, вернувшись вечером со службы и, оглядев полученный Олегом новый, только со склада, тяжелый ватный бушлат блеклой «зелено — морковной» расцветки и неуклюжие кирзовые «берцы» он хмыкнул:

— В такой робе только зеков на лесоповал водить! Одели армию хер знает во что…

На следующий вечер он привез комплект зимней формы и высокие легкие ботинки на меху. «Сплав» — была обозначена на лейблах и ценниках марка фирмы.

— Держи, вояка! На синтепоне, не продувается и не промокает. И «берцы» вполне подходящие…

Отцу Олег доверял. В Афгане тот два года командовал полком, а потом после академии, еще год дивизией…

Уже провожая его на борт, ежась на январском, пробирающем да костей аэродромном ветру, отец, вдруг, неуклюже обнял его.

— Ладно, сын, запомни одно. От войны не бегай, но и сам на нее не напрашивайся. Судьба не любит самодеятельности. Головы не теряй. Смотри на старших. Тебя там встретят мужики достойные. И береги себя! Ты у нас один…

…Скорее всего, Кудрявцев старший посодействовал, что бы младшего не слишком привлекали к войне. Олега сразу по прибытии оставили при управлении разведки, хотя, как он вскоре узнал, переводчики были очень нужны и в действующих частях.

Небольшую комнатушку в приспособленном под жилье стальном морском контейнере он делил с капитаном переводчиком Виктором, который, представляясь, сделал ударение на последний слог — ВиктОр. Капитан был всего на четыре года старше Олега, но выглядел на все сорок. Болезненно худой, с запавшей под глазами вечной желтизной и ранней плешью он выглядел просто кощеем. В первый же вечер, когда Олег «прописывался» по случаю прибытия, ВиктОр, поднимая очередной стакан, моздокской мутной водкой хмыкнул:

— В девяносто восьмом меня два черножопых в Анголе паленым ромом траванули. Они на английскую «сис» работали. И очччень мной были недовольны. Какой мы тогда контракт из-под носа англичан увели… — он многозначительно сузил глаза, словно из ханкалинского далека, пытался рассмотреть двух далеких злобных негров. — Печень тогда из-под ребер просто вываливалась. Пить врачи вообще запретили…

И он выпил, всем своим видом показывая салаге лейтенанту, на сколько героическим поступком для него является это употребление этой «огненной воды».

Сейчас капитан служил в управлении внешнего сотрудничества. Точнее дослуживал. Почти полгода он ожидал долгожданного приказа об увольнении. На «гражданке» его уже давно ждало место в каком-то российско — голландском «эспе», которым управлял его друг. И потому эта командировка была ему, как он сам говорил «как серпом по яйцам!».

— Да я в неделю у Валерки больше заколачивать буду, чем здесь генерал за четыре месяца! — пояснил он.

До отъезда ВиктОру оставался всего месяц и потому капитан собирался окончательно «лечь на сохранение». Термин этот, как вскоре узнал Олег, означал максимальное сворачивание всякой служебной активности, что бы по возможности тихо и без происшествий дотянуть до «дембельской» вертушки на Моздок.

И потому, когда «спецназеры» доложили, что в ходе одной из засад был захвачен в плен афганец и Маринин собрался лететь в бригаду, капитан, который должен был лететь с ним переводчиком, откровенно затосковал.

— Твою мать! И больным не скажешься. Маринин потом — сгноит за месяц. Он «беременных» на дух не переносит. Пес войны, хренов!

Тогда-то Олег и решил пороситься вместо Виктора сопровождать начальника разведки.

— Я подтвержу, что ты лежишь с температурой. А дари, пушту, фарси — мои дипломные языки.

— Ты чего, старичок, серьезно? — изумился капитан. — Нахера тебе это надо? У тебя здесь такая должность, что можно хоть до пенсии здесь груши околачивать. Зачем тебе эти горы?