Джон Брехэм - Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе

Я немного убрал газ и легко подал штурвал вперед, чтобы не создавать избыток ускорения в ходе нашего короткого снижения. Враг летел непосредственно над слоем облаков, так что если бы он нас заметил, то мог бы спикировать в них и мы потеряли бы его.

– Дистанция 600 м, точно впереди. Скорость почти синхронизирована. Еще на 150 м вниз.

Мы снова начали снижаться. Теперь я был приблизительно на высоте 1530 м.

– Вы можете что-нибудь разглядеть, Боб?

– Нет, еще нет.

Мои глаза обшаривали пространство впереди и ниже. Очень темно. Что это было? Мне показалось, что я увидел черную тень, перемещавшуюся на фоне более светлого облака. Я не был уверен.

– Вниз еще на 150 м и внимание! Мы чертовски близко, дистанция 370 м.

Да, он был там.

– Я вижу его, Стикс, но следите за ним по радару на случай, если я его потеряю.

– Задайте ему трепку, шеф.

Я вызвал наземного оператора:

– Талли-хо.

– Хорошая работа, Боб. Кто это?

К этому времени я был достаточно близко, чтобы разглядеть двойные рули «дорнье».

– Это – «Дорнье-217». Я собираюсь открыть огонь.

На этом я отпустил кнопку передатчика и сконцентрировался на стрельбе по врагу, который, очевидно, не обращал внимания на наше присутствие. Я выпустил две или три очереди из своих четырех пушек и шести пулеметов. Стикс поднял голову из своего «офиса» и с напряжением следил за происходящим. Искры и пламя исходили из «дорнье», от самолета оторвался большой фрагмент и под нами пролетел назад. Он падал вниз сквозь облака, и через секунду или немного позже мы увидели зловещую вспышку пламени, которая погасла, когда наш враг погрузился в море.

– Боже, я думаю, что у него оторвался весь хвост.

– Чертовски здорово, Боб. Давайте теперь полетим домой и выпьем пива. У меня в горле пересохло.

Приземлившись на базе, мы могли сообщить остальным парням, что новая тактика работает.

Сентябрь и октябрь были напряженными месяцами, и эскадрилья постепенно увеличивала общее число побед. Стикс и я оказались удачливее остальных. В дополнение к другим незаконченным боям мы прибавили еще три уничтоженных самолета и один поврежденный. Для того чтобы дать некоторое представление о трудностях ночного боя, стоит упомянуть два из наших незавершенных боев. Это были типичные случаи, которые происходили со многими экипажами. Первый из этих боев состоялся к югу от Лондона. Была темная безлунная ночь, и меня убедили взять с собой в качестве наблюдателя армейского офицера. Это было возможно только на «бью». Дополнительное «тело» должно было размещаться позади пилота на аварийном люке. Он мог смотреть вперед через плечи пилота. Внутреннее переговорное устройство имело запасной разъем, чтобы он мог подключить свой шлем и слушать переговоры между пилотом и радиооператором. Также он мог говорить с экипажем, если хотел.

Вскоре после взлета оператор «GCI» направил нас к противнику, и в конце концов Стикс установил радарный контакт. Он направлял меня и, когда мы приближались к цели, передал мне, чтобы я убрал газ, так как слишком быстро сокращаю дистанцию. Мы находились приблизительно в 360 м, но я все еще не мог разглядеть цель. Быстрый взгляд на приборную доску показал, что наша скорость упала до 195 км/ч и, без сомнения, была малой. И все же Стикс продолжал сообщать, что нужно убрать газ, что я стремительно сокращаю дистанцию и что должен предпринять какие-то решительные действия, иначе проскочу вперед и оставлю противника позади. Я выпустил шасси и закрылки, и моя скорость снизилась до 180 км/ч. В этот момент немного выше приблизительно в 90 м я увидел цель. Это был «хейнкель», и он практически убрал газ, поскольку летел со скоростью приблизительно 160 км/ч.

Мотаясь из стороны в сторону, я отчаянно пытался погасить скорость и удержаться позади «хейнкеля», но во время одного из этих маневров ушел слишком далеко в сторону и потерял визуальный контакт. Стикс быстро приник к экранам радара, но засечь цель снова не смог. Вероятно, во время этого маневрирования вражеский экипаж заметил нас и отвернул. Я едва не впал в бешенство. А наш майор был наиболее разочарованным человеком, которого я видел в течение некоторого времени. Он думал, что мы были уверены в успехе, потому что находились так близко к врагу, а в завершение он ничего не увидел. Немец оказался коварной птицей. Он знал, что, летя почти на критической скорости, он делает нашу работу почти невозможной. Поскольку ночь была темной, он, должно быть, предположил, что ни один пилот ночного истребителя не увидит его, пока не окажется совсем близко. При этом у того не будет времени, чтобы сбросить скорость и выпустить убийственную очередь.

Второй случай произошел светлой ночью прямо над Дувром. Мы патрулировали на 3700 м, параллельно побережью, когда нас направили к приближающимся бомбардировщикам. Стикс снова установил радарный контакт, и мы стали сокращать дистанцию. На сей раз я увидел врага почти с 800 м. Я идентифицировал его как одномоторный пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87». Я прежде никогда не сталкивался ни с одним из этих самолетов, но, судя по всем отчетам, они не представляли большой проблемы для парней из нашей дневной истребительной авиации. Но в тот же самый миг и он увидел меня. Когда я вышел на дистанцию огня, он дал ручку управления от себя и перешел в вертикальное пикирование к поверхности моря. Я быстро выполнил на «бью» переворот через крыло и помчался вниз вслед за ним. Я снова обнаружил его визуально, но его скорость была относительно небольшой, так как он выпустил воздушные тормоза. Мы не имели подобного устройства, и, хотя я убрал газ, скорость нашего самолета быстро возросла сначала до 560 км/ч, а затем до 640 км/ч, и мы проскочили мимо немца прежде, чем я успел сделать хоть один выстрел. В течение следующих немногих секунд я был занят выведением из пикирования тяжелого истребителя, чьи двигатели зловеще завывали. Наконец, мы выровнялись приблизительно в 900 м над Ла-Маншем, но, проклятье, наш «Юнкерс-87» исчез. Затем в Уэст-Маллинге механик обнаружил, что часть решеток радиаторов наших двигателей была порвана мощным воздушным потоком.

Во время этого небольшого возрождения активности люфтваффе я оказался вовлеченным в автомобильную катастрофу, которая превратила веселую и счастливую вечеринку в трагедию и на время отправила меня в больницу. Не участвовать в боях со все еще активным противником казалось мне бедствием. С несколькими другими офицерами эскадрильи я отправился в Мейдстон. Мой собственный автомобиль был неисправен, так что я был пассажиром старого изношенного «форда» Боба Уиллиса. Это был веселый вечер, и полночь застала нас в танцевальном зале. На обратном пути я сел в «Остин-7» другого коллеги, который был от отказа загружен четырьмя офицерами и двумя их подружками, которые возвращались в офицерскую столовую для продолжения вечеринки. Возможно, мы превысили лимит скорости в 50 км/ч, но поскольку я сидел сзади, то не могу этого утверждать. Последнее, что я смутно видел перед аварией, был стоп-сигнал какого-то автомобиля, – и затем забвение. Я пришел в себя, лежа на плаще около дороги. Изо рта сочилась кровь, я почувствовал боль. Так же смутно я услышал чей-то стон. Вокруг стояла толпа, и полицейский помог мне подняться на ноги. Я увидел, что мы врезались в заднюю часть армейского грузовика и наш автомобиль полностью разрушен. Полицейский помог мне сесть в его машину и сказал, что одна из девушек в критическом состоянии, но все остальные отделались легкими травмами. Когда мы вернулись назад, я увидел, что у меня глубокий порез над правой бровью. Его пришлось зашивать в медицинском пункте авиастанции. Там мне сообщили, что раненая девушка умерла в санитарной машине по дороге в госпиталь. Офицерская палата была непривычно тиха той ночью. Такой горький конец беззаботного вечера! Мы уже привыкли к смерти, но это был шок, которого мы никогда не испытывали прежде.