Ютака Ёкота - Субмарины-самоубийцы

Мы уселись на места у окна. Дом младшего лейтенанта Като был в Сакурагитё, в пригороде Иокогамы. Старшина Синкаи жил в Кобутизаве, что в префектуре Яманаси, неподалеку от священной горы Фудзи. Мой дом располагался в токийском квартале Сугинами. Вскоре поезд отошел от платформы станции. Пройдя небольшое расстояние по берегу живописнейшего Внутреннего моря, он наверстал свое опоздание.

Синкаи выходил в Нагое. Там он должен был пересесть на другой поезд, чтобы уже на нем добраться до дома. Перед расставанием младший лейтенант Като еще раз предупредил его, а заодно и меня:

— Дома не распространяйтесь много о себе. Побольше улыбайтесь и постарайтесь успокоить своих родных. Чем больше вы будете говорить, тем больше вероятность того, что скажете что-нибудь лишнее. Тайну выдавать нельзя.

Мы обещали помнить о военной тайне, и Синкаи вышел. Мы с младшим лейтенантом Като болтали весь остаток дня. Он сошел с поезда в Иокогаме, а вскоре после этого поезд подошел к вокзалу Токио. Часы показывали 14.30, то есть прошло более двадцати шести часов с тех пор, как мы выехали из Хикари. Шел небольшой дождь.

«Как же хорошо снова оказаться в родных местах!» — думал я. Счастливо улыбаясь, я пробирался сквозь вокзальную толпу, нагруженный гостинцами для своих родных, и в душе моей все пело. Но внешность окружавших людей поразила меня. Они сновали во всех направлениях, как всегда делают жители большого города, но были совсем не такими, как я помнил их по прежним временам. Никто из молодых девушек, на которых я засматривался, не улыбался. Не собирались они и в кружки, чтобы весело поболтать, как это было в обычае у девушек повсюду. У всех на лицах читались тяжкие заботы. Ни на ком не было видно красивой одежды, все женщины были облачены только в старые кимоно или момпэй, бесформенные грубые штаны, которые обычно носили раньше только бедняки. Было странно ощущать себя счастливым человеком в окружении людей, лица которых выражали только заботы или специально сохраняемое спокойствие. Как же отличалась эта толпа на токийском вокзале от той, сквозь которую я пробирался всего шесть месяцев тому назад, по дороге с Цутиуры на Оцудзиму! На вокзале тогда кипела такая же толпа, все куда-то целеустремленно двигались по своим делам, весело улыбаясь. Теперь же я шел, окруженный людьми, в которых словно не было жизни вообще. Если так обстоят дела в столице страны, то что же тогда творится в остальной Японии?

Будучи в Хикари, я не так уж много думал о гражданском населении. Все мои мысли занимало только одно: научиться направить «кайтэн» на вражеский корабль на полной скорости. По крайней мере, думал я тогда, именно это станет задачей моей жизни. У меня появилось оружие, которым я буду сражаться на этой войне. У людей, окружавших сейчас меня, не было такой цели, им оставалось только ждать и наблюдать, как будут развиваться события войны. И оружия у них тоже никакого не было. Может, именно поэтому они и выглядели такими подавленными и безжизненными.

Мне навстречу шел армейский генерал-лейтенант. Я вытянулся, отдавая ему честь, и это оторвало меня от раздумий. Я вспомнил, что уже назавтра мне снова нужно быть на этом токийском вокзале, чтобы сесть на поезд, идущий обратно в Хикари. Нельзя было терять ни минуты моего краткого отпуска. Я поспешил к своему дому.

Вскоре я уже оказался в кругу моих родных, которые приветствовали меня восторженными возгласами.

— Ютатян! — увидев меня на пороге, закричали сестры, называя меня, как в детстве. — Вот это сюрприз!

Они тут же заключили меня в свои объятия, минутой позже это же сделал и мой отец. На меня со всех сторон посыпались вопросы. Почему я заранее не сообщил о своем приезде? Что я делаю в Токио? И тут я солгал им в первый раз в жизни.

— Еду на базу Йокосуке по служебным делам, — сказал я. — Могу только переночевать, а завтра снова должен ехать.

Когда они спросили меня, где находится моя база, я несколько замялся и, напустив на себя таинственный вид, ответил:

— Немного южнее.

Это избавило меня от дальнейших расспросов на эту тему, поскольку они знали, что местоположение многих авиабаз представляет собой военную тайну. Для себя они решили, что я служу на Сикоку или Кюсю. Второе место представляет собой самый дальний остров на юго-востоке Японии, а первое образует собой южную границу Внутреннего моря. Многие из пилотов военно-морской авиации взлетали с этих баз, чтобы прикрывать страну от налетов бомбардировщиков Б-29 с Сайпана.

Но куда больше вопросов задавали мне мои друзья, услышавшие про мой приезд и тут же появившиеся у нас. На самолете какого типа я летаю? Удалось ли мне уже сбить врага? Трудно ли осваивать новый виды самолетов? Я все время старался уходить от вопросов на военные темы, заявляя:

— Я жив и здоров, как вы видите. На своей базе я пребываю в надежных руках своих командиров. У меня там все в порядке, вокруг меня новые друзья. Поэтому хватит уже говорить о моих делах. Лучше расскажите, что у вас тут делается.

Побывала у нас в гостях также и некая симпатичная молодая особа, с которой я был знаком еще до того, как пошел на флот. Ее фотографию я носил вместе со своими документами, когда впервые покинул отчий дом. Ее можно было назвать «моей девушкой», хотя мы никогда не говорили между собой ни о чем другом, кроме наших школьных дел, наших семей и идущей войны. Она обещала послать мне свой нашейный платок. Я поблагодарил ее, надеясь про себя, что я успею получить ее подарок еще до выхода на задание.

Постепенно приближалось время расставания. Мы проговорили почти до утра. Вместе с отцом я позволил себе выпить не больше пары рюмок. Я знал, что он постарается припрятать остаток виски, чтобы насладиться им вместе со своими давними и самыми близкими друзьями. Когда он поднес к губам рюмку, лицо его осветилось радостью. Мысленно я поблагодарил младшего лейтенанта Китагаву и всех наших техников за их доброту, которая дала мне возможность побаловать моего отца.

Я продолжал твердить себе, что моя ложь на самом деле не так уж страшна. Позднее, когда моя семья узнает, что я потопил крупный американский корабль, они смогут все понять и простить меня. Они узнают всю правду и поймут, почему я появился столь неожиданно, никого ни о чем не предупредив.

Дома я провел в общей сложности двадцать часов, позволив себе только немного вздремнуть. Тиёэ и Тоси, мои сестры, пошли со мной на вокзал, чтобы проводить меня. Я видел, как текли слезы по лицам моих любимых сестер, заменивших мне мать. Когда мой поезд тронулся в путь, мне хотелось крикнуть им, что мы вскоре встретимся вновь в Ясукуни, большом токийском храме, где вечно пребывают души воинов, павших в боях за Японию. Мои сестры смогут зайти туда, сложить перед собой ладони, склонить голову и поговорить с моей душой, когда им сообщат о моей героической смерти.