Ютака Ёкота - Субмарины-самоубийцы

— Правый тридцать семь!

Это так позабавило Тадзицу, что он не позволил никому прикасаться к модели, пока лично не достал транспортир и не измерил точный угол, который, к его изумлению, оказался равен именно тридцати семи градусам.

— Должно быть, вы много практиковались в этом, — задумчиво протянул он. — Если вы будете так же точны и в бою, то уж точно не промахнетесь!

За этим занятием время проходило быстрее, коки уже стали накрывать стол к завтраку, когда неожиданно по трансляции прозвучала команда:

— Водителям «кайтэнов» занять свои места!

Мы бросились к выходу из кают-компании. Я оказался последним, поскольку меня рассмешил Синкаи. Когда прозвучала команда, он как раз сидел в туалете. Вид у него был курьезный, когда, несясь по проходу, он в то же время пытался подтянуть штаны.

Шесть «кайтэнов» были установлены на палубе лодки в следующем порядке. Четыре из них были закреплены ближе к корме лодки, сразу за рубкой, образуя фигуру в виде ромба. Первым в остром углу ромба стоял «кайтэн» № 1, на котором должен был идти в бой лейтенант Каки-дзаки. «Кайтэны» Фурукавы — № 2 и Ямагути — № 4 располагались немного дальше за ним, борт о борт. Мой № 3 стоял ближайшим к корме. Перед рубкой, опять же бортами друг к другу, были закреплены «кайтэны» № 5 — Синкаи и № 6 — Маэды.

«Кайтэн» лейтенанта Какидзаки был не самым близким к кают-компании, но наш командир оказался проворнее всех нас. Он уже нырял в трубу, ведущую к его оружию, когда мы все еще только подбегали к нашим люкам. Проползая в своей трубе, я услышал, как кто-то из экипажа субмарины задраивает за мной люк, ведущий в ее корпус. Труба, по которой нужно было пробраться к «кайтэну», имела в диаметре около двадцати четырех дюймов. [18] То есть около 60 см. Включив фонарик и стараясь не ударить секундомер о стальные стенки трубы, я проскользнул сквозь нижний люк моего «кайтэна». Развернувшись в кокпите, я задраил за собой нижний люк и устроился на сиденье.

— Третий номер свое место занял! — доложил я по переговорному устройству.

— Слышите меня хорошо? — спросили меня из центрального поста.

— Слышу отлично! — ответил я.

— Очень хорошо! Все водители «кайтэнов» на своих местах. Расход времени — две минуты пять секунд.

Я оказался последним. После окончания учебной тревоги я узнал, что лейтенант Маэда занял место в своем «кайтэне», ближайшем из всех, уже через пятьдесят пять секунд и первым доложил по переговорному устройству. Капитан Орита, похоже, был доволен результатами. Во всяком случае, никаких нелестных для нас замечаний высказано не было.

Около 16.00 мы всплыли на поверхность моря. Обычно в подобных случаях нам не позволялось выходить на рубку лодки, но мне очень хотелось взглянуть на волнующееся море — мы чувствовали бортовую качку по мерному перекатыванию лодки. Синкаи тоже хотел этого. Возможно, это был наш последний шанс бросить взгляд на широкие океанские просторы, увидеть которые нам в следующий раз придется только через узкий окуляр перископа. Мы попросили разрешения у капитана Ориты. Он уже готов был отказать нам, когда Синкаи произнес:

— Пожалуйста, господин лейтенант. Хотя бы полминутки.

— Хорошо, — сказал Орита, — но, если нам придется срочно погружаться, мы вас оставим снаружи.

Он улыбался, произнося эти слова, но я не уверен, шутил он или говорил серьезно.

На мостике рубки стоял лейтенант Кавамото, на груди у него висел на ремешке бинокль, который он часто подносил к глазам. Вместе с ним на палубе находилось шестеро дозорных. Все они стояли не шевелясь, лишь медленно поводя головой, вперившись взглядом через бинокли в пространство моря и неба.

Мой взгляд тоже приковался к великолепию водной глади. Вплоть до нынешнего момента все сколько-нибудь крупные акватории, которые мне доводилось видеть, были либо ограничены окружающей сушей, как на Внутреннем море, либо берегом. Но сейчас море простиралось во всех направлениях, ему, казалось, не было конца и края. На восточном горизонте клубились облака, напоминавшие громадных птиц, летящих к северу. Поверху лучи заходящего солнца окрашивали их в густой багрянец. Где-то в этих водах я и найду свой последний приют. Сколь же ничтожен человек перед величием природы!

Через некоторое время Синкаи произнес:

— Нам бы лучше спуститься вниз.

Я кивнул, зная, что мы будем помехой, если лейтенант Кавамото даст сигнал к срочному погружению. Но, спускаясь по трапу, я намеренно медлил, не в силах оторвать взгляд от великолепного вида. Уже оказавшись в центральном посту, я спросил штурмана, где мы в этот момент находимся.

— Примерно на траверзе Танэгасимы, — ответил он, — но южнее.

Это меня озадачило. Мы должны были находиться сейчас намного южнее, поэтому я спросил штурмана, в чем тут дело.

— Мы не просто несемся навстречу врагу полным ходом, Ёкота, — принялся он растолковывать мне. — В светлое время дня мы не хотим оказаться слишком близко к нему, идя в надводном положении. Поэтому днем мы снижаем скорость или несколько меняем курс, чтобы быть в состоянии совершить долгий ночной переход. Сегодняшней ночью мы сможем покрыть сотни две миль или даже больше. В погруженном состоянии мы тоже снижаем скорость, сохраняя заряд батарей на случай чрезвычайной ситуации. Затем следующей ночью мы снова совершим долгий ночной переход, если будет приказ командира. Но в первый день, пока мы оставались на поверхности, мы старались держаться ближе к побережью, чтобы вызвать прикрытие с воздуха, если нас обнаружит враг. Мы также старались идти как можно дольше вне радиуса действия вражеских патрульных самолетов.

Штурман рассказал еще, что теперь наш курс лежит к Окинаве, куда мы будем двигаться в восточном направлении, оставаясь ночами в надводном положении и погружаясь в светлое время суток, пока не приблизимся к ней.

Поужинав, я довольно рано залег спать. Капитан Орита, скорее всего, не станет задействовать «кайтэны» в темноте. Но с рассветом случиться может все. Я хотел быть совершенно отдохнувшим, чтобы быть днем предельно готовым к действию.

В бездействии мы провели почти неделю, крейсируя к югу и востоку от Окинавы в поисках целей. На самой же Окинаве разверзся настоящий ад: там наши войска делали отчаянные попытки отбить американское вторжение. Наша авиация предприняла около двух тысяч атак самолетами камикадзе по вражеской армаде плюс к этому примерно такое же число атак осуществили самолеты-торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики. Было потоплено и подбито более сорока американских кораблей, но большая часть наших воздушных ударов пропала втуне. Эсминцы, оснащенные великолепными радарами, которые американцы выставили в качестве передовой линии оповещения, заранее предупреждали основные силы флота о большинстве наших атак.