Винценц Мюллер - Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала

В те дни Тренер как раз собирался поехать в Мюнхен, чтобы выступить в качестве свидетеля на процессе, получившем название «процесса об ударе кинжалом». Поводом к этому делу, которое слушалось в октябре 1925 года, явилась статья издателя журнала «Зюддейче монатсхефте» профессора Коссмана, обвинившего СДПГ в том, что при ее участии «фронту был нанесен удар кинжалом в спину». Социал-демократическая газета «Мюнхнер пост» опубликовала ответ Коссману, который после этого подал в суд на ее редактора Грубера за оскорбление.

У Шлейхера бывали и представители деловых кругов — майор фон Харбоу, которого Шлейхер знал еще по совместной работе в Верховном командовании в годы войны, и отставной майор фон Кригсхейм. Оба они занимали руководящие посты в Имперском сельскохозяйственном союзе. Заходили и знакомые Шлейхеру бывшие офицеры, работавшие теперь в Имперском союзе немецких промышленников и в Объединении союзов немецких предпринимателей. Один из его бывших сослуживцев работал в Немецком калийном синдикате, о котором Шлейхер, впрочем, не хотел и слышать: этот концерн, исходя из своих эгоистических интересов, одно время ориентировался исключительно на французов. Заслуживает упоминания, что ротмистр Планк, от которого Шлейхер получал информацию по вопросам экономики, был близким другом главы концерна Вольфа в Кёльне и с его помощью в 1933 году получил директорский пост в этом концерне. Шлейхер был хорошо знаком и с членом правления судоходной компании «ГАПАГ» в Гамбурге фон Хольтцендорфом; в 1929 году Шлейхер устроил его сына, с которым служил в годы войны, к себе в отдел вольнонаемным референтом по вопросам сельского хозяйства и «остхильфе» — «восточной помощи». Деловые связи начальник отдела поддерживал и с председателем Имперского сельскохозяйственного союза Шиле, впоследствии имперским министром продовольствия.

Фюрер «Стального шлема» Зельдте наведывался регулярно — два-три раза в месяц. В отличие от своих публичных выступлений в приемной Шлейхера он держал себя весьма скромно. Иногда он говорил и со мной о своих «планах». По его замыслу, «Стальной шлем» следовало превратить в своеобразный резерв рейхсвера, в хранителя и продолжателя боевых традиций старой армии, ибо сам рейхсвер не мог играть эту роль по политическим соображениям. От Шлейхера Зельде часто выходил с явно разочарованным видом.

Представители «Младогерманского ордена» всегда являлись в отдел втроем: Великий командор Мараун, канцлер ордена Борнеман и один из ведущих сотрудников этой организации — отставной генерал Зальценберг.

Иногда, беседуя со мной, они осторожно критиковали «Стальной шлем», говорили о том, что немецкая молодежь сплошь и рядом лишена идеалов и что славные традиции германского рыцарства могли бы ее воодушевить. Посещения представителей ордена становились все реже и в 1926 году прекратились совсем.

С весны 1925 года Шлейхер стал уделять все больше времени «большой политике» — в частности, президентским выборам и внешнеполитическим проблемам. Теперь он подолгу отсутствовал. Поэтому в отделе был введен новый служебный распорядок. До тех пор он вызывал референтов и сотрудников к себе поодиночке, выслушивая их доклады и давая указания. Теперь на это у него не хватало времени, и с марта 1925 года он почти ежедневно стал проводить рабочие совещания со всем составом отдела. Сотрудники выполняли текущую работу и сдавали мне, как начальнику канцелярии отдела, папки с отчетами. По вечерам я отправлял эти материалы, оформив и засекретив их, как положено, на квартиру к Шлейхеру, который просматривал их, снабжал своими замечаниями и на следующее утро на очередной «летучке» раздавал исполнителям. Вначале это лишь облегчало техническую сторону нашей работы — волокита вообще была у нас не в чести. Однако предпосылкой таких рабочих совещаний было неограниченное доверие Шлейхера к своим сотрудникам. В то же время они привели и к тому, что сотрудники отдела, в том числе и я, были постоянно в курсе всех наших дел и отлично знали взгляды Шлейхера по всем актуальным политическим вопросам. К тому же Шлейхер проводил «летучки» очень живо, перемежая свою речь шутками и остротами, высказывался обо всем крайне откровенно, с большим юмором говорил о людях и событиях.

28 февраля 1925 года после тяжелой болезни скончался президент республики социал-демократ Эберт. Шлейхер пришел в этот день в министерство, как всегда, после обычной утренней прогулки верхом по аллеям Тиргартена. Не успел он войти в свой кабинет, как к нему вбежал начальник оперативного отдела подполковник Иоахим фон Штюльпнагель. Впопыхах он даже не прикрыл двери из кабинета в приемную, и до меня долетели его слова: «Рейхсвер, конечно, должен взять в свои руки организацию похорон президента. Не хватало еще, чтобы мы шли на похоронах под красными знаменами! Чего доброго, придется выводить под красным знаменем целую часть для оказания покойному воинских почестей». Шлейхер ответил: «Полегче! Уже создана правительственная комиссия по организации похорон, которой поручено совместно с руководством

Социал-демократической партии разработать весь церемониал». Когда Штюльпнагель ушел, Шлейхер сказал мне: «Мне бы их заботы! Они не понимают да и никогда не поймут, чем они обязаны Эберту. Если уж о чем нужно беспокоиться, то лишь о том, кто станет следующим президентом!»

Было затем решено, что один эскадрон 4-го кавалерийского полка будет сопровождать тело президента при переносе его из санатория в Потсдаме в его дом на Вильгельмштрассе, где должно было состояться прощание с покойным. Меня, помнится, позабавило, что выбор пал именно на 4-й кавалерийский полк, еще сохранивший в какой-то степени свое былое гвардейское обличье. На правительственную траурную церемонию были приглашены из военных лишь высшие офицеры армии и флота. Шлейхер, у которого, как я слышал, были отличные отношения с покойным президентом, получил приглашение лишь с помощью ротмистра Планка, состоявшего при рейхсканцелярии в качестве офицера связи от Министерства рейхсвера. После траурной церемонии на Вильгельмштрассе кортеж по заранее установленному маршруту проследовал к Потсдамскому вокзалу — согласно его завещанию, Эберта похоронили не в Берлине, а в его родном Гейдельберге. И в этом траурном шествии от рейхсвера приняли участие те же приглашенные на церемонию офицеры. Им пришлось идти под сенью многочисленных красных знамен.

С большим вниманием я наблюдал за подготовкой к выдвижению кандидатуры нового президента; на первых порах Шлейхер попал при этом в затруднительное положение. Министр рейхсвера доктор Гесслер собирался было выставить свою собственную кандидатуру. Однако министр иностранных дел Штреземан, возражавший против этого по внешнеполитическим соображениям, быстро положил конец его надеждам. Начальник Генштаба фон Сект также претендовал на президентское место. С этой мыслью он носился уже давно, намереваясь раньше выставить свою кандидатуру в 1926 году, после истечения полномочий Эберта.