Илья Туричин - Сердце солдата

Вернулся Василий Демьянович поздно. Но Коля не спал, лежал на постели с открытыми глазами, ждал отца. Василий Демьянович снял ватник, тихонько прошел через избу и сел возле стола.

— Сказал, батя?

— Сказал, сказал… Вот что, Николка, — отец пересел на край постели сына, — завтра пойдешь в Ивацевичи, понесешь молоко.

Коля кивнул.

— Кого б где ни встретил — виду не подавай. С тобой Еленка яйца понесет продавать.

Коля нахмурился.

— И не дуйся. Не твоего ума дело. Пойдете вдвоем, так надо.

Еленка зашла за Колей, едва начал брезжить рассвет. Коля быстро оделся. Сунул бидон в заплечный мешок. И двинулись в путь.

Первые полчаса шли молча, не глядя друг на друга. Мешок с бидоном, показавшийся было легким, стал тяжелеть, лямки даже сквозь ватник врезались в плечи. Правая лямка все время сползала. Коля то и дело приостанавливался и поправлял ее. В одну из таких коротеньких остановок Еленка спросила:

— Тяжело?

— Донесу…

— Давай лямку поправлю.

— Обойдусь.

Еленка пожала плечами.

— Дальше — хуже будет.

Коля и сам понимал, что лямку нужно укоротить. Через несколько минут он остановился. Неуклюже повел плечами, сбрасывая мешок со спины. Сердито сопя, стал перевязывать лямки.

Еленка молча смотрела на него, держа в руке берестяное лукошко с крупными, одно к одному яйцами.

Перевязав лямки, Коля сунул в них руки, пытаясь водворить мешок на место. Рукава ватника задрались. Лямки упорно не хотели лезть на плечи. Коля попыхтел еще с минутку и буркнул:

— Помоги! Не видишь?

— Вижу.

Еленка бережно поставила лукошко на сухой бугорок и помогла надеть мешок. Двинулись дальше.

— Хоть бы спасибо сказал…

— Спасибо.

— На здоровье…

Снова шли молча. Из-за поля в ярко-голубое небо поднялось солнце. Заискрились в молодой изумрудной траве крупные капли росы. Когда вышли на шоссе, Еленка нарушила молчание:

— Придем скоро… Ты на меня не дуйся. Я ж ни при чем! А Петрусь не выдаст. Поиграет в пивной — и только. Может, так надо…

Коля взглянул на Еленку. Лицо ее серьезно, глаза — хмуры. Чем ближе Ивацевичи, тем она больше волнуется. Даже щеки покрылись розовыми пятнами.

— Ой, Коленька, голубчик, только бы лукошко они у меня не отобрали! — вдруг сказала она жалобно.

Коля по-взрослому сдвинул брови:

— Не отберут. Ты только виду не подавай, что боишься. Ты им дай по яйцу. Я им каждый раз молока отливаю. Бывает, прямо в каску.

Когда подошли к немецкому посту, лицо Еленки было спокойно, только чуть побледнели губы да потемнели большие серые глаза.

Двое солдат стояли возле будки у обочины шоссе и равнодушно смотрели на приближавшихся ребят. Лицо одного показалось Коле знакомым, и он подошел к нему, скинул шапку и сказал:

— Гутен абенд.

Солдаты осклабились. Тот, со знакомым лицом, поправил:

— Гутен морген, морген…

— Гутен морген, — охотно повторил Коля.

— Гут, гут… — сказал солдат.

Потом лицо его смешно вытянулось, он побарабанил скрюченными пальцами по Колиному мешку:

— Млеко?..

— Молоко, молоко, господин офицер.

— О-о-о! Гут, гут!.. — Солдат быстро сходил в будку за котелком.

Коля скинул мешок, развязал его и, открыв крышку бидона, налил в котелок молока.

Потом подмигнул Еленке и, взяв из корзинки два яйца, обернулся к солдатам:

— Во, держите…

— О-о-о, яйки! — воскликнул солдат, вращая глазами, как клоун в цирке. Он схватил яйца, прижал их к уху и тоненько запищал:

— Ци-ип, ци-ип, ци-ип.

Второй солдат рассмеялся.

— Ауфвидерзеен, — поклонился Коля и, вскинув мешок на плечо, двинулся в поселок. Еленка пошла рядом.

Возле управления войта стояло несколько лошадей под седлом и запряженных в брички. К двенадцати часам съезжались старосты крупных поселков. Вайнер приказал собрать их, чтобы получить информацию и объяснить, как перекрыть дороги партизанам и лишить их возможности получать продукты. Лесные дороги подсохли, и Вайнер решил, что пора перейти к активным действиям. Он не очень доверял старостам и не собирался открывать им свои планы. Но познакомиться с этими людьми поближе, прощупать их считал необходимым.

Старосты собирались. Козич терся среди них. С одним перекинется словом, другому только кивнет. На него смотрели с почтением. Здесь он был как бы личным представителем самого господина Вайнера. Вот соберутся все старосты, и он пойдет докладывать начальству: «Все, мол, в сборе»…

В половине двенадцатого к управлению войта подошла девчушка в синем пальто с короткими рукавами и в белом платке. В больших серых глазах таились робость и смущение. В руках девчушка бережно держала завязанное в платок лукошко. Она робко подошла к полицейскому, дежурившему возле дверей.

— Пан начальник, а пан начальник. Чи не можно мне дойти до пана войта?

— Зачем?

— Работу ищу.

— М-м-м… Завтра приходи.

— Далеко больно!

— Это откуда ж далеко?

— Из Белевичей.

Полицейский присвистнул.

— Може, допустите до пана войта? — жалобно попросила девчушка.

— Нельзя сегодня, говорю. Совещание у них.

Девчушка вздохнула.

— А може, хоть кто из писарчуков? А? Мне ж только насчет работы узнать. Я и гостинца принесла… — Девчушка кивнула на узелок.

— Гостинца?.. Чего у тебя там? Творог, что ль?

— Яйца… Крупные.

— Покажи.

Девчушка приоткрыла лукошко. Полицейский заглянул.

— Гусиные?

— Самые что ни есть курьи.

— Курьи? Здоровы куры.

Девочка проворно достала из лукошка два яйца и сунула в руку полицейскому.

— Берите. Пробуйте.

— М-м-м… Спасибо. Иди вон по коридору направо. Там найдешь кого-нибудь.

Девчушка вошла в управление и свернула вправо, потом повернула назад и, прошмыгнув мимо двери, тихонько побрела по коридору, читая надписи на дверях. У дверей с надписью «приемная» она остановилась, вздохнула, толкнула дверь рукой, сунула голову в образовавшуюся щель.

В приемной толпился народ. Какая-то сморщенная старушка стучала на машинке. Дверь налево была открыта и, видимо, вела в кабинет войта. Девчушка присела на деревянную скамью возле двери. Мимо проходили люди с какими-то бумагами и папками.

А она тихо сидела на лавке, прижимая к себе узелок, видимо, раздумывала, с кем поговорить. Никто не обращал на нее внимания. Вдруг она упрямо сдвинула белесые брови, решительно поднялась и вошла в кабинет войта.

Там так же, как и в приемной, были расставлены вдоль стен скамейки. Прямо против двери стоял письменный стол, за которым сидел войт. От этого стола вдоль комнаты посредине тянулся еще один длинный стол, кругом обставленный стульями. За ним сидели дядьки и о чем-то ожесточенно спорили.

Девочка села у стенки, сунула лукошко с яйцами под лавку.

— Ты что здесь делаешь? — строго спросил у нее молодой парень с чернильными пятнами на пальцах.