Марк Ефетов - Игорь-якорь

Днём, пока рабочие выпаривали из густой рапы соль, Прокопыч спал. Он лежал в тени своего домика, который был величиной с будку мороженщика, только чуть пониже. Рабочие-соляники видели его седые мохнатые брови, жидкую бородёнку и ещё более редкие, как несколько нитей серебра, волосы над бронзового цвета высоким лбом. Ветер теребил его бороду и крутил редкие волосы вокруг лысины, а Прокопыч безмятежно спал.

О нём говорили:

— Спит, как дитё.

— А он дитё и есть. Мало что за шестьдесят. Мухи не обидел. Сам недоест, а бедняку последнюю корку скормит. Душа!

Душой называли его ещё и потому, что была у него душа при деле. Он сам рассказывал, как босоногим мальчишкой пришёл работать на промыслы. Сначала в тачке рапу возил из лимана в большую яму, что называлась «ванной», сгребал лопатой в пирамиды соль. А к старости стал сторожем. Всю ночь ходил вокруг соляных гор как привидение. И хотя никто не пытался красть соль, всё равно ходил, ходил и стучал в колотушку. Хозяева Прокопыча, Медвежатовы, невиданно разбогатели, и шли слухи, что это Прокопыч навёл их на клад. Да и он, в рваных штанах и дырявой рубахе, непонятно откуда имел столько всего, что городские нищие шли к нему за много вёрст, и каждого он кормил, поил сладким чаем да ещё и торбу еды давал на дорогу. Кто утверждал, что это по доброте, но многие не соглашались и спорили:

— Добро-то добро, но богатства откуда? Молчун он и ночной житель, будто филин. Старика этого не раскусишь каков.

Называли его Прокопычем, по отчеству, имени никто не помнил, или прозвищем: «Душа старик». Когда мальчики приходили на промыслы поиграть в футбол, он говорил: «По мне, пущай играют. Только б хозяева не узнали».

И вот он исчез.

Ещё вчера помогал хозяевам привязывать сундуки на телеги. Было жарко и парко, как в бане. Укладывались допоздна. Рабочие-соляники рассказывали потом, как Прокопыч таскал к телегам огромные корзины и ящики из дома Медвежатовых и из конторы. На промыслах было всего два этих здания, а вокруг только соль, соль да соль.

Перед вечером за городом полыхали зарницы и громыхало. То ли приближалась гроза, то ли заговорили пушки. До фронта было, как говорится, рукой подать. Первые отряды красногвардейцев наступали уже с пулемётами по заводской улице, откуда начинался город.

А поздно вечером грянула гроза. Молния раскалывала небо, гром заглушал голос пушек и пулемётов, ураган срезал верхушки деревьев, будто косил гигантской косой. Когда же утренние лучи солнца скользнули по блестящей от дождя земле, над промыслами поднялась до самых облаков тень разлохмаченного человека.

Это продолжалось несколько минут. Но многие жители города — все, кто встал пораньше, чтобы приветствовать красноармейцев, вывесить красные флаги или просто пройтись по умытым дождём улицам, видели эту таинственную тень. С верхней ступеньки большой городской лестницы можно было разглядеть на облаках как бы силуэт Прокопыча.

Это продолжалось несколько минут. Гигантская тень старика шагала по небу.

Несколько минут хватило вполне на то, чтобы это увидели сотни людей, спускавшихся в то время в порт. Одни застыли, замерли; другие, плача, упали на колени; многие крестились и молились.

Спустя пять-шесть минут тень исчезла.

А сам Прокопыч бесследно исчез с промыслов.

Красноармейцы смеялись, когда им рассказывай о чуде. Но ведь это была правда, что призрак, похожий на Прокопыча, бродил по облакам.

Много лет прошло с тех времён, когда бежали хозяева соляных промыслов Медвежатовы, а о тени сторожа Прокопыча на облаках люди не забывали. За эти годы мало что нового произошло на косе между лиманом и морем. Промыслы забросили, вместо них появился за городом соляной завод «Химсольтреста». Коса эта бесплодная опустела: никто там, на солончаковой земле, не селился, не жил. Доживали свой век только два старых здания: контора и дом управляющего Медвежатовых.

Но зато какое раздолье было на этой косе мальчишкам!

Первым освоил пустынное солончаковое поле Яков Петрович в те времена, когда был он «Яшей — взяла наша» или Яшей-голкипером (так называли тогда вратаря футбольной команды). Прошли годы, Яков Петрович стал отцом, и сын его уже подрос — Игорь Смирнов. Он-то уж облазил все закутки соляной косы. В те годы спортивного стадиона в городе не было, и район соляных промыслов был, можно сказать, главным спортивным центром города. Случалось, что здесь, на старых соляных промыслах, собиралась масса народа смотреть матч портовиков с матросами какого-нибудь иностранного корабля.

Да, на соляной косе бывал настоящий большой футбол. Правда, до тех только пор, пока незадолго до Великой Отечественной войны в городе не выросла огромная чаша стадиона. А всё равно мальчишки тренировались и матчи «диких» команд устраивали на солончаках.

Однажды во время первого матча на соляной косе в облаках вдруг появилась тень человека. Призрак был в каких-то лохмотьях, и эта одежда колыхалась, точно крылья фантастической птицы.

Привидение нависло над футбольным полем, и стыдно сознаться — струсили ребята и бросились врассыпную. Только Игорь остался и точно по часам засек время: сколько минут привидение шагало по облакам.

После этого случая вновь заговорили о солончаковой косе, а Игоря даже опрашивали в какой-то научной комиссии, которая пыталась разобраться в истории с призраком. Но вскоре снова забыли об этой пустынной косе, пока не грянула война.

И вот теперь места эти захватил враг. Гитлеровцы устроили здесь концентрационный лагерь. Огромный загон, огороженный двойными рядами колючей проволоки, был набит людьми так, что люди стояли или сидели — лечь на раскалённую землю, вытянуть ноги нельзя было, не было места.

Нещадно палило солнце. И потому именно адмирал Кельтенборн приказал: «В лагерь воды не давать». А ведь здесь, на солончаках, жажда бывала особенно сильной: вокруг только соль, соль, соль…

Пыль густым туманом стояла над лагерем. Мутно проступали контуры людей, сидящих в самых разнообразных позах: поджав под себя ноги, скорчившись, раскинув руки.

Мёртвые сидели между живыми…

Город бомбили с воздуха и били снарядами с моря. Иногда рушились целые кварталы: дома оседали в несколько мгновений и превращались в щебёнку, в пыль. Жильцы разбомблённых кварталов вселялись в здания, которые пока ещё были целы: уплотнялись дома, квартиры, комнаты. Уплотнилась и мореходка, в которой учился Игорь. Половина классов была отдана под казарму морской пехоте — тем самым «полосатым дьяволам», которых так боялись фашисты.