Сергей Русанов - Особая примета

— Так. Вам нужно будет самому последить за ней, — сказал майор решительно.

— Что? Значит, вас не интересует сохранение тайны? Ах, интересует. А как же я ухитрюсь ее сохранить, если не буду дома к утру? Это — явная нелепость. Или вы просто решили прикончить меня здесь, когда я стану не нужен? Нет, извините. Если вы не отправите меня домой немедленно, как было условлено, то уж не подпускайте меня к раненой и не слушайте моих советов. Мне жаль девушку, но если меня поставят в такое положение…

— Нет, нет! Остаться вам, конечно, нельзя. А не могли бы вы приехать еще раз? Конечно, не даром.

Хирург минуту подумал:

— На это можно пойти в крайнем случае. Нам, хирургам, свойственна слабость к удачно оперированным больным, и поездка не займет много времени. Но только в крайней необходимости, ночью, и разыскивайте меня сами — никаких свиданий я вам назначать не буду. А сейчас прикажите подавать машину. Ведь вы не будете объяснять, куда я исчезал на всю ночь?

— Вы правы, доктор! — Майор совсем пришел в себя и не скрывал своего удовлетворения. Как удачно все обернулось! Старик теперь попался, а за такое приобретение простят что угодно — не только ранение Дивы. Шутка сказать, главный хирург группы! Только не спешить, не пугать старика, пусть завязнет поглубже.

В темной покачивающейся машине профессор Румянцев сидел, откинувшись на спинку сиденья, опустив руки, совсем разбитый. Удалось! Он вырвался из этой западни, все благополучно. Через каких-нибудь два часа ему скажут, правильно ли он поступил, не напрасно ли перенес унижение и насилие над собой, оправдываются ли они доставленными сведениями. Сделать еще одно, последнее, а потом только ждать. Он тихо отколол одну из орденских планок, провел булавкой по коже сиденья и потом осторожно засунул планку в щель между подушками сиденья и спинки. После этого он закрыл глаза, восстанавливая в памяти все случившееся, отбирая наиболее важное, что должен рассказать в первую очередь, какие детали оставить для подробного, исчерпывающего рассказа, словно готовился к лекции. Поглощенный этими мыслями, измученный пережитым, Румянцев не следил ни за временем, ни за окружающим и не заметил, когда и почему машина остановилась.

— Пан профессор может выйти, — сказал черноусый; теперь, он один сидел рядом с хирургом.

Так скоро? Неужели он настолько задумался?

— Разве приехали? Почему так быстро? — спросил он.

— Ехали короткой дорогой; до Любницы — полкилометра. Майор приказал извиниться, что не доставили вас до самого дома. Нам опасно въезжать в город так поздно.

Это было верно, а все-таки как-то странно: майор мог бы предупредить его сам. Жаль времени, но делать нечего.

Хирург открыл дверцу, выпростал ногу и, нагнувшись, начал вылезать из машины. И вдруг, в то время, как он стал на дорогу и выпрямился, он всем своим существом почувствовал, что за его спиной происходит что-то страшное. Румянцев стремительно наклонил голову — удар сзади, вспышка, грохот… Его швырнуло вперед, он ударился лицом об асфальт и остался лежать, полуоглушенный, чувствуя, как кровь течет из носа.

Несколько секунд прошло в полной тишине. Потом щелкнула вторая дверца, и сквозь звон в ушах профессор услышал незнакомый очень спокойный голос:

— Фу, черт! Ты напугал меня. С чего это тебе вздумалось? Майор же сказал — отвезти его домой!

— А Дива велела его убрать. Я дорогой подумал и решил, что правильно. Майор сегодня здесь, завтра за границей, а мы все остаемся. Может он узнать меня на улице?

Затылок ломило и жгло, но ясность мысли вернулась к хирургу. Он судорожно подергался и замер, стараясь дышать незаметно. Черноусый замолчал, вглядываясь, потом вылез из машины.

— Майор этих советских не знает… С ними ее так легко договориться…

— Так стукни в него еще раз для верности, — предложил шофер все так же медленно и спокойно.

— Нет, хватит шума. Да ему снесло весь затылок, только раз дернулся… Выйдите-ка, помогите мне спустить его под мост.

Профессор почувствовал, как пачку денег вытащили из его кармана.

— Э, боюсь я этих ран. Лучше ты бери за плечи.

— Ладно, можете отвернуться, если не нравится. Подумаешь, словно самому никогда не случалось… Беритесь, беритесь спереди, вы в кожаном; запачкаетесь — так не беда. Эх, лесовод! Это вам не желуди сажать! Ну, взяли? Смотри, какой грузный старик…

— Да, тяжел, и кровь капает… чертовски…

Они протащили тело несколько шагов и с трудом перевалили его через перила моста. Тяжело всплеснула холодная быстрая вода…

— Все! — сказал Юзеф. Убийцы смотрели вниз, но ничего не появилось на тускло блестевшей во мраке поверхности воды.

Хирург тихо вынырнул метров на двадцать ниже моста. Он сразу повернулся на спину, выставив из воды только глаза и нос, и отдался течению. Низкий силуэт моста расплывался в туманной темноте. Вот на мост упали яркие лучи фар, очертили полукруг, скользнув над головой хирурга, и исчезли. Шум мотора замер вдали.

Вода несла быстро, и даже в одежде можно бы уплыть далеко, но ледяной холод сводил руки и ноги, захватывал дыхание. Несколькими взмахами пловец достиг берега неширокой речки. Осторожно, ползком выбрался на прибрежную дамбу. Все кругом было пусто и тихо.

Кровотечение из носа прекратилось, затылок онемел. Ощупав его, хирург ощутил резкую боль, но не мог понять, была ли рана, — замерзшие пальцы ничего не чувствовали. Какие мерзавцы, какие сволочи… Румянцев снял и выжал мокрую одежду, стуча зубами и захлебываясь тихой руганью, — совершенно так, словно пришлось «искупаться» на охоте. Белье из тонкого шерстяного трикотажа отжалось легко и сразу дало немного тепла. Труднее было с кителем, но-и его он кое-как выкрутил и одел, обулся, затянул голову мокрым носовым платком и, продолжая дрожать и браниться бегом побежал по дамбе к мосту.

«Река Кацава», — разобрал он крупные черные буквы на дощечке. Куда идти? Конечно, не за машиной. Бесплодно поискав на дороге и в кювете свою фуражку, Румянцев перешел мост и быстро пошел по шоссе. Ноги все еще ничего не чувствовали и зубы продолжали стучать, но движение постепенно согрело его, и он не без тщеславия подумал о своем здоровом сердце и охотничьей закалке. Ну-ка, кто из его сослуживцев выдержал бы такое?

Вот перекресток.

— «Автострада — 0,5 км», — прочитал профессор на одном указателе, — «Кержно — 18 км»— на другом.

Теперь известно, где он находился; надо выходить на автостраду. Осмотревшись, Румянцев понял, что близок рассвет. Еще ярки были звезды, но на востоке небо посветлело, и у самого горизонта начинало смугло румяниться. Тонкий, ущербный месяц невысоко стоял на нем, и Венера, как прозрачная, розовая капля, сияла над полоской зари. Холодный предрассветный ветерок тянул с востока, пронизывая мокрую одежду. Все-таки, несмотря ни на что-, профессор сумел выбраться! Дива! Ах, какая гадина! Подумать только, она вызвала в нем искреннюю жалость. Хирург с трудом верил, что не случайно, не обманом вовлекли ее в эту компанию. Наконец, он спас ей жизнь, а она… Ну, ничего, расплатится — и за него и за все!