Генрих Гофман - Герои Таганрога

Рогов, Виктор и Морозов не стали слушать, что будет «иначе». Они пошли дальше по улице.

— Вот еще один — старается, — с презрением и ненавистью проговорил Рогов.

А Алексей Кирсанов — это был он — продолжал разъяснять собравшимся, как нужно вести себя в городе Таганроге, оккупированном гитлеровцами, и что станет с теми, кто не захочет повиноваться.

На углу улицы Шмидта Рогов остановился.

— Ну, Николай Григорьевич, попрощаемся. Может, и не свидимся больше. Завтра меня в Таганроге уже не будет.

— Прощайте, — сказал Морозов.

— Обдумай еще раз. Пойдем к нашим вместе, — сказал Рогов. — Жаль мне тебя. Хороший ты парень. Ведь ни за грош пропадешь...

— Нет, я остаюсь, — сказал Николай. Он улыбнулся: — Счастливого пути, Михаил Васильевич! До скорой встречи. Передайте Ягупьеву и товарищам, что я буду в городе.

Рогов шагнул к Виктору.

— Прощай и ты. Береги брата.

— Побережем, товарищ Рогов, — заверил Виктор.

Решив остаться в Таганроге для подпольной борьбы, Морозов знал, что его ждут большие, зачастую непредвиденные трудности.

Он не был специально подготовлен для этой работы. Ягупьев не успел по-настоящему проинструктировать его, не дал ему явок, не назвал ни одной фамилии. Нужно было все начинать самому.

Но с чего?

Об этом он мучительно раздумывал, лежа ночами в своей землянке. В приоткрытый лаз было видно звездное небо, тревожно шуршали ветви деревьев. Рядом спал родной, но сейчас наполненный непонятной, враждебной жизнью город.

Прежде всего Николаю нужны были люди. Те самые люди, с которыми он привык делить радость и горе, труд и отдых, с которыми в прошлой жизни одерживал большие и малые победы. Он должен был создать первую подпольную группу, пусть сначала небольшую, но сплоченную и надежную. Он понимал, что в новых условиях ему придется относиться к людям по-новому — с придирчивой подозрительностью и осторожностью. Но нужно было и верить. Без веры в людей незачем оставаться в этом оккупированном городе. За каждой дверью, в каждом доме мог жить честный и смелый советский человек. Надо было только найти его, помочь ему поверить в возможность борьбы и победы.

От брата он постепенно узнавал о тех, кто волей или неволей остался в городе. Раздумывая ночами, к кому он может в первую очередь обратиться, он старался думать об этих людях с особым пристрастием. Он устраивал им мысленную проверку и мысленно зачислял их в еще не созданную подпольную организацию.

Так явилась у него мысль о семье Турубаровых. Так припомнил он Льва Костикова и других ребят, с которыми был знаком по комсомольской работе.

Николай еще до войны частенько бывал в доме Турубаровых и хорошо знал довоенную жизнь этой семьи. Глава семьи — старый Кузьма Иванович Турубаров — всю жизнь рыбачил в Азовском море. Целыми днями бороздил он неспокойные морские просторы, но всегда возвращался с хорошим уловом. Николай любил заглянуть к ним в гости. Во дворе сушились рыбачьи сети, крепко пахло морем и рыбой. Жена Кузьмы Ивановича — Мария Константиновна — худенькая, смуглая женщина с темными приветливыми глазами — умела вкуснее других зажарить жирного чебака, отлично готовила фруктовые наливки. Бутылки с разноцветными прозрачными наливками всегда стояли в доме на всех подоконниках, весело просвечиваясь на солнце.

Дети Турубаровых — Петр, Раиса и Валентина — учились в школе, где Николай был пионервожатым. Николай помнил, что Петр был охоч до всяких проделок и выдумок, но учился очень хорошо, Валентина всегда серьезна и сдержанна, а младшая, черноглазая Раиса, — живая хохотушка. Потом они выросли и часто по старой дружбе заходили к Николаю в горком комсомола, брались за любое, самое трудное поручение и никогда не подводили.

Мать Николая и старики Турубаровы тоже были знакомы между собою. Они нередко встречались то на базаре, то в поликлинике, а к Кузьме Ивановичу мать Николая ходила за рыбой.

За год до начала войны Петр ушел служить в армию в пограничные войска. Перед отъездом он зашел к Морозову в горком комсомола попрощаться. Это был уже высокий, ладный, красивый парень с такими же, как у Марии Константиновны, большими темными и ласковыми глазами.

И вот теперь Николай в первую очередь вспомнил об этой семье.

Он хотел начистоту поговорить со стариками, узнать, как собираются жить ребята, и предложить им работать в подполье. В согласии их он не сомневался.

Николай понимал — о том, что он остался в городе, должно знать как можно меньше людей. В дальнейшем ему придется думать о конспирации и выработать осторожный и продуманный стиль работы, а пока нужно верить! Без этого он не сможет сделать своего главного первого шага.

В конце Исполкомовского переулка дорога круто спускается к морю, а по бокам ее, над обрывом, прилепились маленькие домики рыбаков. Здесь, в пятом слева, живут Турубаровы.

Распахнув незапертую калитку, Николай вошел в маленький узкий дворик, прошел вдоль дома, постучал в дверь.

За дверью послышались шаги, в сенях раздался знакомый глуховатый голос:

— Кто там?

— Откройте. Свои.

Откинулся крючок. На пороге стоял Кузьма Иванович. Он почти не изменился за то время, что Николай не видел его, но выглядел более усталым, чем обычно.

— Здравствуйте, Кузьма Иванович! — сказал Николай. В глазах Турубарова он сразу приметил радость.

— Николай Григорьевич... Коля... Неужели вы? Заходите скорее! Вот не ожидал...

И старик почти втащил его в дом.

— Дочки-то дома? — вытирая ноги в маленьких сенях, спросил Николай.

— Дома, дома! И еще кое-кто объявился. Тоже тебе рад будет.

Николай переступил порог просторной чистой комнаты и увидел Петра.

Петр встал ему навстречу.

— Вот здорово! Радость-то какая! А мне сказали, что тебя нет в городе, — обрадовался он, пожимая руку Николаю.

— Так и мне сказали, что от тебя ни слуху ни духу, — усмехнулся тот.

В это время в комнату вбежали Рая и Валентина.

— Николай Григорьевич, ой, здравствуйте! — задыхаясь, радостно выпалила Рая, сияющими черными глазами вглядываясь в Морозова. — Ой, как хорошо!

— Мама нам сказала, что вы у нас, мы все во дворе побросали и сюда, — вмешалась старшая Валентина.

— Здравствуйте, девушки, — тепло улыбнулся им Николай.

— Ладно, дайте гостю к столу сесть, — обратился к сестрам Петр. — А вы, мама, несите нам скорее картошку. — И Петр пододвинул к столу свободную табуретку.

— У вас, я вижу, вся семья в сборе, — сказал Николай.

— Да, товарищ Морозов, как раз к обеду угодили, — ответил Кузьма Иванович.

Он называл Николая то товарищем Морозовым, то Николаем Григорьевичем, то Колей.

— Мы теперь больше дома сидим, — продолжал он. — Нынче на улицу выходить страшновато — того и гляди на неприятности нарвешься.