Генрих Гофман - Самолет подбит над целью

«Ничего, сейчас позвонят в штаб воздушной армии, и все выяснится», — успокаивал он себя.

Георгий шел, провожаемый ненавидящими взглядами людей. Вот двое бойцов выскочили голые по пояс из хаты и начали обтираться снегом. Увидев полицая, один из них плюнул в его сторону. Другой, сжав кулаки, подходил с более воинственными намерениями.

— Отойди! — крикнул конвоир.

— Чего с ним нянчиться, пристрелил бы давно, — посоветовал боец.

— Придет время — пристрелят, — ответил конвоир, разделяя в душе мнение товарищей.

Карлов посмотрел на бойцов. И хотя не знал за собой никакой вины, невольно опустил голову, чтобы не видеть эти презрительные взгляды.

На минуту он почувствовал себя одиноким среди людей в знакомых солдатских полушубках, с родными звездочками на шапках, среди людей, которые были ему такими дорогими и близкими.

«Какие найти слова, чтобы они поверили мне? — подумал Георгий и сам же ответил: — Нет, не поверят они... не поверят ни одному слову человека, на котором шинель предателя».

Георгий представил себе удивление бойцов, когда им объявят, что он не полицай, а советский летчик. Он улыбнулся: «Скорей бы только узнали!»

— Как волк не скрывался, а все равно попался, — так встретил Георгия капитан в особом отделе.

Связист доложил капитану, что предатель что-то делал с проводами связи, и стал выкладывать на стол оружие, компас, часы и документы полицая.

— Значит, не успел драпануть с хозяевами? — поинтересовался капитан. Он взял со стола кожаный портсигар, вытащил из него папиросу и, разминая пальцами табак, в упор посмотрел на Карлова.

— Ну, рассказывай, за сколько Родину продал?

— Я не предатель. Это недоразумение. Я летчик-штурмовик, — Георгий назвал номер своего полка. — Позвоните, пожалуйста, в штаб воздушной армии. Вам подтвердят, что меня сбили всего несколько дней назад.

— Отдельные сволочи умудряются Родину за один день продать, — сказал капитан. — А куда звонить, без тебя разберемся. Правду говорить будешь? — бросил он на Карлова хмурый взгляд.

— Да я же правду говорю, — как можно убедительнее произнес Георгий.

— Что ты с проводами делал? Зачем они тебе понадобились?

— Хотел узнать, кто в селе, вот и посмотрел, чей провод.

— Ну правильно. Убедился, что наш, а убежать не успел.

Георгий молчал.

— Садись, — капитан указал на табурет, стоявший недалеко от стола.

Георгий сел, снял перчатки.

— Разрешите взять часы, — попросил он.

— Возьми.

— Тут на обороте написано, кто я такой, — проговорил летчик, показывая крышку часов.

— «Георгию Карлову за досрочную уборку хлеба», — вслух прочитал уполномоченный особого отдела и улыбнулся.

«Теперь наконец поверил», — решил Георгий, облегченно выдохнув.

— Часы, значит, за трудовые подвиги получил. А это, — капитан кивнул на немецкий пистолет, — за службу фюреру?

Внезапный взрыв не произвел такого впечатления на Пузанка, как эти слова капитана на Карлова.

Он весь напрягся, сжал зубы и опустил голову. Он понимал, будь партийный билет и документы при нем, ему не пришлось бы вести этот разговор, не пришлось бы выслушивать оскорбления, и теперь раскаивался в том, что не спрятал документы где-нибудь под одеждой.

Раздумывая над этим, Георгий машинально приподнял левую руку и начал надевать часы.

— А это что у тебя? — спросил капитан, увидев грязный свалявшийся бинт на руке Карлова.

— Перед полетом ранил себя нечаянно.

— Придумал бы что-нибудь поинтереснее. Насколько я понимаю в авиации, раненых летчиков у нас кладут в госпиталь.

Капитан снял с аппарата телефонную трубку и покрутил ручку.

— Волга, Волга. Дайте мне седьмого... Седьмой? Здорово. Это я, девятнадцатый. Пришли-ка мне срочно врача... Да нет, на пару минут.

Воцарилось молчание. Капитан вертел в руке маленький пистолет «вальтер», отобранный у Карлова.

Отворилась дверь, и в хату вошел человек в военном полушубке.

— Вот, Александр Дементьевич, посмотри, пожалуйста, что у него с рукой, — попросил капитан.

Георгий протянул руку и помог размотать бинт. Повязка присохла к ране.

— Отдирать не будем, и так ясно. Явный самострел, — заключил врач. — Посмотрите, кожа опалена вокруг раны.

— М-да... — протянул капитан, приподнимаясь из-за стола и пристально рассматривая ладонь Георгия. — Спасибо за консультацию. Можете идти, — разрешил он доктору.

Карлов взглянул на капитана. В глазах уполномоченного особого отдела застыла усмешка. Эти глаза красноречивее слов говорили, что ему все ясно.

— Так вот, в молчанки играть некогда, — властным тоном сказал капитан. — Время военное. Не будешь говорить — расстреляем, и все дела тут. — Он выжидающе посмотрел на Георгия. — Тут один тоже упирался, байки рассказывал. Таким ягненком прикинулся, что я было по мягкости поверил ему. Отпустить хотел. Да спасибо, местные жители помогли, опознали предателя. Чуть сами до суда с ним не разделались. Так что зря не тяни время. У меня и кроме тебя дел по горло.

— Да вы просто не хотите разобраться. Посмотрите хоть на удостоверение. Ведь там совсем не моя фотография.

Капитан нехотя развернул удостоверение полицая.

— М-да... — опять протянул он, — фотография, кажется, действительно не ваша.

В комнату вбежал запыхавшийся лейтенант.

— Товарищ капитан! — заторопился он. — Там генерал приехал, разносит нашего «хозяина». Говорит: «Почему не продвигаетесь? Другие полки воюют, только ваш, говорит, мягко спать любит». Наш и приказал срочно сниматься отсюда. А комдив сидит в штабе, говорит: «Посмотрю, во сколько вы уложитесь».

Капитан встал из-за стола.

— Товарищ Дмитриев, — обратился он к лейтенанту. — Знаете, где тюрьма размещается? Это в той станице, которую вчера вечером проходили.

— Конечно, знаю.

— Так вот. Забирайте этого типа, — капитан кивнул на Карлова, — вот его документы. Пусть там тыловые с ним разбираются, а нам некогда, воевать надо. Сейчас я напишу бумагу и отвезете его туда на моей машине.

— Есть!

— Я прошу доложить обо мне генералу, — твердо сказал Карлов.

Капитан поднял голову.

— Незачем. Генерал тоже прикажет отправить вас в тыл для выяснения личности.

По шуму заводимых на улице моторов, по крикам и гомону Георгий понял, что часть начала передвижение.

Но он не знал, что еще вчера войска фронта начали стремительный бросок вперед и в этом перемещающемся клубке по всем проводам неслись боевые приказы, распоряжения и донесения.

В бессильной злобе Георгий хотел сам позвонить в штаб воздушной армии... и тут же вспомнил, что не знает позывных. Какая-то апатия, полное безразличие овладело им. Безразличие и усталость. Он понял бесполезность разговора с капитаном.