Георгий Травин - Тайны Тарунинских высот

И вот по команде «Юпитер» над первой немецкой траншеей по всей длине ее встала черная стена. Потом стена эта набухла, выросла — это была уже туча. Она скрыла всю высоту, словно ее и не было. Батареи стреляли дымовыми снарядами, в том и был гвоздь плана Буранова.

Полковник с интересом вглядывался в дымовую завесу: «Если все так, как мы предполагали, немцы сейчас собираются отражать атаку. Вышли из укрытий и ждут сигнала занимать свою траншею».

Он сверился с часами:

— Сигнал будет дан через минуту. Точно по плану «Юпитер».

Действительно, ровно через минуту батареи перенесли огонь вглубь обороны противника. Буранов стал смотреть на правый край немецкой траншеи на переднем скате высоты. Рассчитал он все правильно: ветер дул с запада, и вот справа дым несколько поредел, развеянный, сдвинутый ветром, — там как бы приподнялся краешек завесы. И полковник увидел, как маленькие фигурки бегут сверху к траншее, спрыгивают в нее, сыплются, как горох. Он мог разглядеть даже, что немцы стреляют из автоматов вниз, думая, что за дымом скрываются идущие в атаку советские солдаты.

Ветер все более сдвигал дымовую завесу влево, и видно было, как прыгают в траншею все новые фигурки.

— Видишь, Егоров? — спросил Буранов, не отрываясь от бинокля.

— Много! — отвечал лейтенант.

— Да, будет над чем поработать.

Из центра доложили по телефону о подобных же наблюдениях. Буранов приказал вызвать КП командующего...

Капитан Шишкин с батальонного наблюдательного пункта тоже увидел, как немцы занимали свою траншею. Он недоумевал, почему артиллерия не бьет по ним, хотя сам Буранов сидит тут же, рядом, и, конечно, прекрасно все это видит. Капитан вызвал к телефону командира полка и доложил, что происходит.

— От меня, кроме дыма, ничего не видно, — отвечал подполковник Сахаров. — Продолжай наблюдать. Сегодня мы только зрители.

«Что ж тут наблюдать? — недовольно думал Шишкин. — Мудрят все. А что толку? Как бы не перемудрили опять!»

Все теперь казалось Шишкину из рук вон плохо и ни к чему...

Тем временем Буранов говорил по телефону с командующим группой. Он предложил генералу обратить внимание на левый фланг немецкой траншеи,

— Уже обратил! — услышал он очень довольный голос Лиговцева. — Вся хитрая механика их раскрылась. Тайное тайных. Хоть от меня и далеко, но все же немцев я ясно видел. Вот теперь бы накрыть их артиллерией, а? Не дымовыми, а осколочными бы!..

— Товарищ генерал, — укоризненно отвечал Буранов, — вы же знаете мой план!

— Знаю, знаю. Верно... Ты не обращай внимания на мои слова — это так, охотничий зуд. Ты действуй по своему плану, в точности.

Буранов и сам испытывал такой же «охотничий зуд», даже в большей мере. Но он хотел бить наверняка. Он решил заранее как можно точней пристрелять немецкую траншею по всей ее длине, а после этого опять заманить туда фашистов ложной артподготовкой — дымовыми снарядами и накрыть мощным огневым налетом так, чтобы ни один не ушел.

В этот день немцев в траншее он больше не тревожил. Вся стрельба артиллерии ограничивалась маленькими артиллерийскими дуэлями с батареями противника.

А на следующее утро началась неторопливая пристрелка. То тут, то там раздавались на русской стороне редкие, одиночные выстрелы минометов: грохнет то на правом фланге, то на левом, то где-нибудь в центре. Пристрелка велась с необыкновенно большими паузами, так что и на пристрелку даже не походила. Мины, изредка падавшие в пустую траншею, не тревожили немецкое командование. Между тем за день хорошо пристрелялась по траншеям большая группа тяжелых минометов. Каждый миномет получил свой отрезок траншеи, который должен был обработать. Дивизионная артиллерия пристреляла пулеметные дзоты.

А гитлеровцы записали в свои журналы боевых действий и в оперативные сводки, что в этот день на Тарунинском участке противник активности не проявлял. Немецкое командование считало, что и впредь не приходится ожидать большой активности со стороны русских, так как у них мало боеприпасов.

Следующий день оказался не похож на предыдущие, хотя началось все точно так же, как позавчера. Ровно в 8.00 снова загремела русская артиллерия, и вся высота окуталась дымом. И вновь пришла в действие отлично слаженная машина немецкой обороны: как только русская артиллерия перенесла огонь вглубь их расположения, гитлеровцы устремились в свои траншеи. Как и позавчера, принялись они стрелять наугад в тяжелый, клубящийся дым. И опять из дыма никто не показывался.

Но на этот раз стрелять и недоумевать, где же русские, пришлось очень недолго: в траншеи посыпались мины. Убежать не успел никто. Огневой налет сделал свое дело.

Керосиновая коптилка, сконструированная из латунной гильзы семидесятишестимиллиметрового снаряда, с фитилем из теплой портянки, мигала при малейшем движении человека и даже сама по себе. Причудливые тени прыгали по бревенчатым стенам блиндажа: каждое бревно изгибало тень по-своему — бревна были неровные, одно толще, другое тоньше. Удивительно много тени давали четыре человека, склонившиеся над столом, на котором была развернута карта. Ординарец и даже телефонист, вместе с его аппаратом, были временно выселены из блиндажа. Здесь остались только командующий особой группой войск генерал Лиговцев, начальник штаба группы полковник Щебень, помощник начальника штаба майор Мятлев и командующий артиллерией группы полковник Буранов. Полковник Савельев с вечера ушел на передний край.

В просторном штабном блиндаже было на этот раз нелюдно. Зато очень много народу собралось возле блиндажа — к великой радости комаров, которые так и гудели в воздухе. На одной большой кочке разместились офицеры, на другой — солдаты. Кочки находились в непрерывном дружеском общении. Для защиты от комаров в руках у людей были зеленые ветки, все энергично махали ими. На «офицерской» кочке сидели адъютанты Лиговцева и Буранова, начальник связи и начхим, которому Литовцев никак не мог придумать занятие, лишив его последней опоры — права устраивать ложные химические тревоги. «Сейчас не до ложного, — сказал генерал. — Зря людей тревожить нечего». И начхим томился в бездействии...

На «солдатской» кочке разместились связные от полков, ординарец Лиговцева и разведчик Буранова. Выселенный из блиндажа телефонист пристроился у самой двери. Ему приходилось хуже всех: от комаров он мог отмахиваться только одной рукой, в другой была телефонная трубка.

Ночь выдалась ясная, хоть и безлунная. При свете звезд можно было видеть людей на соседней кочке. Но в эту сравнительно светлую ночь гитлеровцы пускали ракет больше, чем обычно.