Алексей Горяйнов - Исповедь дезертира

Я плохо разбирался в вопросах кавказской политики и поэтому не стал ничего больше говорить. Боялся обидеть Георгия, для которого практически стал сыном…

Неподалеку, сраженный пулей, уткнулся лицом в земляной бруствер человек из ближайшего окружения Георгия. Я его часто видел в доме старика. Потом, совсем рядом откинулся навзничь еще один горец, поваленный автоматной очередью.

Иван, сын Георгия, пригибаясь в окопе, подбежал к нам с двумя товарищами. Он отодвинул в сторону убитого горца, занял его позицию и короткими очередями калаша стал сдерживать натиск противника. В промежутках между стрельбой Иван что-то кричал на своем языке. Я не понимал, чего он хочет, и продолжал стрелять в бегущих на окопы людей.

— Уходим! — наконец по-русски крикнул Иван. — Уводи отца.

Я посмотрел на Георгия. Он продолжал стрелять со странной отрешенностью на лице. Тогда Иван, что-то крикнув своим напарникам, схватил отца за рукав и потащил на запасные позиции, куда вел прорытый проход. Как ни странно, Георгий его послушался и, снимая автомат с бруствера, крикнул мне:

— Артем, отходим!

Потом Иван отстал, сказав, что прикроет нас. И практически тут же нам с Георгием преградили дорогу двое.

Они, видимо, обошли нас с фланга. Один из них, показавшийся на фоне яркого неба неправдоподобно громадным, уже передернул затвор, но рядом грохнул взрыв, и оба нападающих упали.

Один из них свалился прямо на меня, и пока я пытался из-под него выбраться, он очнулся. Тем временем Георгий успел выхватить из-за пояса нож и замахнулся на нападающего, который уже направил дуло автомата на меня. Мелькнула мысль, что все кончено, но в этот момент я услышал знакомый голос:

— Артем! Ты?! Что ты тут делаешь?

Это был Малхаз.

Как-то странно улыбаясь, он положил автомат рядом с собой, на край бруствера, а тяжело дышавший Георгий дрожащими руками с силой вогнал кинжал в ножны. Оба горца пристально, с недоверием смотрели то на меня, то друг на друга.

— Артем? Ты жив? — удивленно спросил Малхаз. — Я думал, тебя убили…

Потом внезапно оба начали смеяться. Их веселость передалась и мне.

— Что это вы? — спросил я, вытирая слезящиеся глаза.

— Так, — сказал Георгий, глядя на Малхаза.

— Вот уж не думал встретить тебя, — покачал головой тот и достал из кармана сигареты.

— Дай мне, — отрывисто произнес Георгий. — А скажи мне, Малхаз, — старик, как-то хитро прищурился, — ты помнишь Ларису?

— Какую? — спросил тот.

— Неужто, забыл? Врешь! Все ты врешь!

— Ах, старый осел, не дает она тебе покоя?!

— А тебе? Вспомнил, чурбан глиняный!

— Сам ты чурбан, — ласково огрызнулся Малхаз и неожиданно затянул:

— Помнишь? — спросил он, резко оборвав песню.

— А как же. Любимая послевоенная!.. Но давай лучше нашу, — и оба затянули песню, слов которой я, естественно, не понял.

До поздней ночи мы сидели за одним столом. Оказалось, что Георгий и Малхаз знакомы с тех пор, когда меня еще и на свете не было. После войны Георгий остался служить в комендантском полку. Был он тогда сержантом. В начале пятидесятых к ним в роту охраны прибыло из учебки молодое пополнение и среди них — Малхаз. Тогда земляки здорово сдружились, несмотря на заметную разницу в возрасте. К тому же Малхаз по окончании срока службы остался на сверхсрочную и вскоре стал командиром Георгия. После демобилизации из армии оба поехали осваивать целину, а потом Малхаз примкнул к гидростроителям, уехал на север, и пути-дороги друзей надолго разошлись.

Они все время подшучивали друг над другом. Воспользовавшись моментом, я полюбопытствовал:

— А вот вы вспоминали Ларису — кто она?

— Э-э, Артем, эта женщина нравилась нам обоим. Когда-то очень давно мы вели более благородную междоусобную войну, а именно за обладание сердцем этой самой Ларисы. А ну, покажи! — Георгий ткнул пальцем в плечо Малхаза.

Тот расстегнул пуговицы рубахи и освободил правое предплечье, на котором красовалась татуировка в виде головы красавицы.

— Видишь, она до сих пор с ним! Э, Малхаз, скажи мне, пожалуйста, если тебе, не дай бог, оторвет руку, ты будешь по ней скучать?

— По руке? Конечно!

— Э-э, я говорю не о руке, а про нее, — Георгий показал на татуировку.

— Это жена моя, Сулико, что мне по ней скучать? А ты все эти годы думал, что это Лариса?

— Да…

— А вот и не угадал!

Оба захохотали и подняли кружки. На следующий день в этой так и оставшейся для меня непонятной войне было заключено перемирие…

Мы с Малхазом отправились в крепость. Внимательно глядя на дорогу, он рассказывал:

— Знаешь, парень, женщины за тебя очень переживали. Им сказали, что тебя убили. Только Настя не поверила. Среди мертвых тебя не было. Я сам чудом остался жив, вот видишь, ногу зацепило.

Он приподнял штанину и показал мне свежий шрам.

Пока мы ехали горной дорогой на его стареньком москвиче, я рассказал Малхазу и о подробностях своего пленения, и о благородстве Георгия, который освободил меня за немалый выкуп. И вот я увидел знакомые очертания башни. Таисия, открывая нам двери, сияла от радости. Она поцеловала меня в щеку и обняла Малхаза. Настя была более сдержанной. Вечером я ей выложил все, что со мной случилось за этот беспокойный месяц. Под конец сказал:

— Ты знаешь, Настя, я решил подаваться к своим. Завтра или послезавтра уйду. Лучше быть наказанным за дезертирство, чем болтаться вот так… Сюда я вернулся только, чтобы еще раз вас повидать, спасибо за все сказать…

— Ты со своей мамой связался? — спросила она.

— Пока нет. Уж лучше, когда все определится… Струсил — надо отвечать, — сказал я, и перед глазами снова всплыло суровое лицо монаха.

Знал бы я в ту минуту, как круто и неожиданно уже на следующий день повернется в очередной раз колесо моей судьбы!..

Ранним утром в ворота крепости кто-то настойчиво забарабанил.

— Кого еще принесло? — встрепенулась разбуженная Настя.

Таисия Андреевна быстро выбралась из кровати, тревожно посмотрела на меня и пошла к воротам.

Мигом подхватил одежду и, сбежав вниз, я спрятался в своем укрытии. Прислушиваясь к разговорам наверху, с досадой подумал: «Зря топор не захватил». Однако предпринимать что-либо было уже поздно.

Вскоре стало понятно, что вернулся Павло и привел с собой нескольких бандитов. Пока они умывались на улице колодезной водой, ко мне незаметно прошмыгнула Настя.

— Артем, — шепнула она. — Сиди тихо, там Павло и его дружки.

— Сколько их?

— Шестеро. Ночью я отведу тебя к Малхазу. Или нет, лучше к бабушке Софико…