Альфред Андерш - Винтерспельт

Тут у него возникла идея, он встал, подошел к столу штабс-фельдфебеля и начал тщательно рыться в пепельнице, потом вытащил окурок Шефольда.

— Вот она, — сказал он. — Можно не сомневаться, окурок от американской сигареты. К сожалению, он ее докурил почти до конца, марку уже не разобрать. Но такой табак только у американцев. Посмотри, какой светлый!

Он растер окурок в руках и протянул на ладони своему собеседнику, который бросил на него равнодушный взгляд.

— Откуда этот тип добывает такие сигареты? — спросил счетовод.

— Наверно, трофейные, — ответил писарь и снова занялся своим делом.

— Трофейные! С каких это пор у нас американские трофеи? Скорее, это у них — наши трофеи.

— Поосторожнее, — сказал писарь. — И кроме того: ну что тебе известно? На этой войне чего только не бывает!

Счетовод подумал, что действительно лучше не касаться этой истории с сигаретой, не докапываться, как она попала в их канцелярию. Он понюхал табак, оставшийся у него на кончиках пальцев. Запах напомнил ему о временах, когда он работал в гамбургском порту. Потом он стряхнул крошки табака — виргинский, подумал он, — в пепельницу штабс-фельдфебеля Каммерера.

Маспельт, 13 часов

Трудно было обижаться на этого немецкого майора за то, что он устал ждать и потому не мог заставить себя и дальше проявлять терпение, а ультимативно передал через Шефольда, что операция должна состояться следующей ночью. Следующей ночью или никогда. Кимброу был с самого начала на его стороне: по многим причинам это дело нельзя было откладывать в долгий ящик. Что, если Боб окажется неправ и в штабе армии в последний момент милостиво соизволят взять в плен полностью укомплектованный немецкий батальон? Для этой цели молниеносно и бесшумно вывести на исходные позиции резервы 424-го полка (он хоть полностью механизирован)? Не позднее 17 часов вернется Шефольд, снабженный тактическими указаниями и чертежами местности, которые ему даст этот майор, как же его зовут — Динклаге, Динклаге, Динклаге. Чертовски трудно выговорить это имя, если хочешь произнести его правильно, по - немецки.

Он еще не решил, как поступить, если в штабе армии откажут или просто не подадут никаких признаков жизни, отделаются молчанием, но приказал в 13 часов привести роту в полную боевую готовность.

— Все увольнительные отменить, — сказал он старшему сержанту. — Те, кто не на караульной службе, пусть сидят на квартирах. Чтобы я никого не видел на улице. Командирам взводов назначить чистку оружия.

«Хотя оружием пользоваться не придется, — подумал он. — Если раздастся один-единственный выстрел, все полетит к чертовой матери».

Он послал за лейтенантом Ивенсом, командиром первого взвода, и сказал ему:

— Люди из вашего взвода находятся в туннеле недалеко от Хеммереса. Сегодня необходимо особенно тщательное наблюдение за противоположным входом в туннель. Как только немцы уберут свои посты из туннеля, сразу же мне сообщите.

Ивенс, чрезвычайно удивленный, не удержался и спросил:

— Неужели jerries это сделают?

Из десяти старших по званию офицеров восемь ответило бы лейтенанту Ивенсу в подобном случае: «Делайте, что я сказал!» Или: «Никаких комментариев!» Капитан Кимброу считал такой тон в обращении с подчиненными неуместным.

— Да, — сказал он, — вероятно. Может так случиться, что они сегодня снимут свои передовые посты.

— Будем надеяться, мои люди смогут что-либо разглядеть! — заметил Ивенс. — Ночью разобрать, что происходит у входа в туннель, довольно трудно.

— Ничего! — сказал Кимброу. — В скором времени ваши люди там, наверху, будут играть с немцами в карты! Очень рекомендую вам, Ивенс, следить внимательно за тем, что происходит на виадуке!

Он распорядился соединить его с Уилером. Услышав в трубке голос Боба, он только сказал:

— Кимброу.

— Привет! — воскликнул Уилер. — Я тут постепенно дискредитирую себя. Дважды уже действовал на нервы адъютанту начальника штаба Ходжеса. Получу за это крупный нагоняй. В штабе полка и дивизии будут возмущены. В конце концов, я всего лишь разведчик, шпион.

— Что мне делать, — спросил Кимброу, — если майор Динклаге захочет покончить с этим делом сегодня ночью?

— Откуда тебе это известно? — В голосе Уилера прозвучала тревога.

— От Шефольда.

— От Шефольда? — Уилер произнес это с таким удивлением, недоверием, раздражением, на какое был только способен. — Но он же пока еще вне игры.

— Сейчас он как раз беседует с майором Динклаге.

После долгой паузы Кимброу спросил:

— Ты слушаешь, Боб?

— Да, — сказал Уилер. — Господи боже мой!

— Динклаге потребовал, чтобы он пришел к нему сегодня в полдень, — сказал Кимброу. — Я узнал об этом только вчера.

— Когда именно? — быстро спросил Уилер.

— Вчера в первой половине дня. Я был у него в Хеммересе, и он мне сказал.

— В таком случае у тебя был почти весь вчерашний день, чтобы доложить об этом мне.

Казалось, Уилер услышал по телефону, как Кимброу пожал плечами.

— Ким, — сказал он, — ты, конечно, знал, что я запретил бы тебе делать такую глупость.

— Я считаю, что мы, после всех проволочек, не можем не выполнить желания немца.

— Чепуха! — сказал Уилер. — Существуют неписаные законы войны, с которыми должен считаться этот немецкий господин майор. В соответствии с ними он должен теперь ждать, даже если ему кисло. — И процитировал: — «Увы, почти всю жизнь свою зазря стоит солдат в строю». Ах, — добавил он, — я забываю, что ты южанин. Да еще какой! У вас там свои понятия о чести! Одна ваша изысканная вежливость чего стоит! Потому вы и проиграли Гражданскую войну. Вам и в голову не приходило, что придется столкнуться с таким типом, как Шерман. Правда, вы держали рабов, но во всем, что не имеет отношения к рабству, вы были благородными рыцарями Юга.

— Боб, — сказал Кимброу, — занимайся лучше своим двенадцатым веком! Что касается Юга, то в нем ты ничего не смыслишь.

Но Уилер не дал увести себя от этой темы.

— Рыцарь Кимброу, ведущий переговоры с рыцарем Динклаге, — сказал он насмешливо и вдруг взорвался: — Проклятье! Я запрещаю вам это самоуправство, капитан!

— Слушаюсь, сэр! — сказал Кимброу.

Он хотел добавить: «Мне очень жаль, Боб, но уже слишком поздно», однако Уилер больше не слушал — трубка была повешена. А Кимброу, продолжая держать трубку, вспомнил: ведь Боб так и не ответил на вопрос о том, что делать, если майор Динклаге даст знать, что ждет американцев сегодня ночью.

Путь на восток

Двенадцать дней шел караван, сорок судов, из Бостона в Гавр. (Темп определял корабль, который шел медленнее всех.) Океан плотной серой массой вздымался вокруг, насколько хватал глаз. Монотонное зрелище. Только корабли оживляли пустынный горизонт: вид их создавал хоть какое-то разнообразие. В центре, в окружении эсминцев, минных заградителей, шли грузовые суда типа «Либерти», на которые погрузилась дивизия. Паек состоял из canned food [38] Консервы (англ.). пустые банки они выбрасывали за борт. По ночам в трюме, где они спали, офицеры и рядовые вместе, многих рвало, когда океан начинал проявлять характер. Днем Кимброу почти все время находился на палубе, разговаривал с людьми из своей роты, желая познакомиться с ними поближе, после обеда играл с Уилером и двумя другими офицерами в бридж на верхней палубе. Они ни разу не наткнулись на немецкие подводные лодки. Иногда кто-нибудь взволнованно показывал на мелькающие дельфиньи спины, принимая их за торпеду. Так вот, значит, каков он, Атлантический океан! Много лет назад, когда они с отцом стояли на берегу острова Сент-Саймонс и смотрели на океан, отец предостерегал его: «Держись подальше от Атлантики! Знаешь, чего хочет от нас Атлантика? Только одного: чтобы мы вернулись назад. Но мы, американцы, не для того приплыли в Америку, чтобы возвращаться туда, откуда мы пришли».