Анатолий Премилов - Нас не брали в плен. Исповедь политрука

Зимой проводились большие учения: Московская пролетарская стрелковая дивизия, Школа ВЦИК и наши курсы. Несколько дней и ночей в сильные морозы мы маневрировали по дорогам, полям и лесам, ночуя в поле. У меня был ручной пулемет, и он тянул меня в сторону, когда я шел на лыжах. Двигаясь рядом с колонной ар^ллеристов, я сделал неловкий поворот и упал, а по моей ноге проехала лыжа, на которой стояло колесо пушки. Все испугались, что мне поломало ногу, но снег был очень глубокий, ногу вдавило в снег, и все обошлось. Теперь взводный командир вел нас в стороне от дороги, чтобы не попасть на одну дорогу с артиллерией и обозами. Расположились на отдых в деревеньке, чуть отдохнули, начали чистить оружие, а тут тревога — конница ворвалась в деревню. Взводный приказал быстро собрать винтовки и выскочить на улицу для отражения атаки кавалерии. Конницы мы не видели, но по команде щелкали затворами, изображая стрельбу. После отбоя тревоги мы вернулись в дома: вычистили оружие, закусили сухим пайком — и опять в поход. Когда учения закончились, мы вернулись к учебе.

С начала апреля нас начали готовить для участия в первомайском параде на Красной площади. Нас ежедневно тренировали, причем в субботу по 4–6 часов, а в воскресенье даже по 8 часов. За эти тренировки я научился на всю жизнь ходить в строю. За неделю до парада наши курсы проверил командир корпуса военных учебных заведений. Он дал неудовлетворительную оценку, после этого началась усиленная подготовка и курсы допустили к параду. Нам выдали одинаковые фуражки, подровняли шинели и отгладили их, а в рядах нас ставили так, чтобы шинели были одного цвета.

Нарком обороны СССР Ворошилов принял рапорт командующего парадом Корка и начал объезжать войска: на груди боевые ордена, сбоку шашка, на воротнике шинели синие кавалерийские петлицы без знаков различия. На трибуне Мавзолея стояли руководители партии и государства: Калинин, Сталин, Орджоникидзе и другие. Ворошилов произнес речь, и я запомнил его слова: «Если господа империалисты развяжут против нас войну, то они увидят не только цветочки, но и ягодки». При этих словах он повернулся и сделал жест в сторону военных атташе, стоящих слева у Мавзолея. После речи Ворошилов обратился к молодым воинам Красной Армии: «Повторяйте за мной слова торжественного обещания», — и все войска, расположенные на Красной площади, повторяли: «Я, сын трудового народа...» Так тогда принималась присяга на верность Родине. Я был горд тем, что принял присягу на Красной площади перед Мавзолеем Ленина в первомайский праздник 1935 года!

За участие в параде мы получили благодарность от Ворошилова, и сразу после парада нас отпустили на каникулы на 15 дней. После каникул учеба пошла иначе: некоторые второстепенные предметы заканчивались, и мы сдавали по ним экзамены. Приходилось ходить в караул, нести службу дневального. Учебу мы закончили в октябре 1935 года, сдав все экзамены с хорошими и отличными оценками. В здании филиала МХАТа для нас было устроено торжественное собрание, и на вопрос курсовой многотиражки о том, что мне дала учеба, я ответил коротко: «Хорошие политические знания, опыт партийно-политической работы и хорошую физическую закалку».

Нам выдали проездные документы, и мы разъезжались по своим частям, с правом получения отпуска за истекший год. Теперь мне надо было ехать в Карелию — туда для укрепления границы с Финляндией перевели нашу 18-ю стрелковую дивизию. Дивизия располагалась вблизи государственной границы, сразу за погранвойсками. Штаб дивизии, 53-й стрелковый полк, батальон связи и другие мелкие части, а также 18-й артполк располагались в Петрозаводске, 52-й СП в районе Олонца и 54-й СП в Медвежьегорске. По окончании курсов, я, как самый молодой из слушателей, был аттестован на инструктора пропаганды отдельного батальона, но пока ехал как политрук учебной роты 53-го СП. Когда я прибыл в полк, меня направили в пулеметный батальон к его командиру Пилстоку, с которым у меня была неприятность еще в 1933 году. Я доложил командиру батальона, что вернулся для прохождения службы как политрук пулеметной роты. Он спросил, знаю ли я пулемет, я ответил: «Нет, учился на пропагандиста». Тогда он сказал мне, что я сюда не подхожу. С разрешения командира полка я ушел в отпуск. Побывав в Москве, я приехал в Петрозаводск, где на берегу Лососинки находился штаб нашей дивизии. Приехав, я устроился в расположении 53-го СП, и на второй день меня вызвали в политотдел дивизии. Начальником политотдела был бригадный комиссар Коробов. Он побеседовал со мной и сказал, что направляет меня на должность инструктора пропаганды 18-го артполка; в стрелковых полках пока такой должности еще не было. Я был доволен таким поворотом в своей армейской службе, и с радостью явился в артполк. Здесь командование было своеобразное: если командир дивизии был одновременно и комиссаром, то в артполку командир такой власти не имел. Комиссаром полка в звании полкового комиссара был Виноградов, участник Гражданской войны, опытный и решительный политработник. Ему я и доложил о своем прибытии.

Комиссар полка предоставил мне широкую инициативу в работе, указав ее главные направления в условиях полка: непосредственное руководство и контроль над политзанятиями, подготовка руководителей этих занятий («групповодовка», как их называли тогда), планирование и организация марксистско-ленинской подготовки командного и начальствующего состава, политподготовка сверхсрочников. Этой работе я отдался с большим желанием и целиком.

Командовал полком орденоносец Карп Николаевич Степанов, участник Гражданской войны (под Царицыном у Ворошилова командовал батареей). Он был прекрасный конник, смелый, очень старательный, хороший организатор, но с некоторыми причудами. Партийный стаж у него был небольшим, и единоначалие ему не доверили — в полку был комиссар. Звания Степанов еще не имел и очень переживал, комиссар имел звание и носил три шпалы, а командир побаивался: а вдруг дадут звание майора? Мечтал он о звании полковника. Я же в те дни носил красные петлицы и три кубика.

Представившись комиссару, я не представился командиру полка, — комиссар сказал, что это не требуется. И вот однажды на политзанятиях в казарму вошел Степанов. Я встал и доложил ему: «Инструктор пропаганды вверенного вам 18-го артполка Премилов». Он поздоровался со мной, сказав: «Я буду звать тебя «пропаганда», а то слишком длинно, ясно?» Я ответил «хорошо». Так всю совместную службу он и называл меня — «пропаганда». В моей памяти остались в памяти командиры’ этого полка: капитан Лукьянов — командир 1 -го дивизиона, бывший прапорщик старой армии, отличный командир-служака; майор Калабухов — командир 2-го дивизиона, участник Гражданской войны, опытный, старательный командир. Позже его арестовали как врага народа, и его судьба осталась для нас неизвестной, — но он был единственным, кого арестовали в полку. Командиром 3-го дивизиона был капитан Теодорович — человек богатырского роста и здоровья.